Улыбчивый убийца из «Бригады Татарина» помог ФБР разработать мошенника с Гаити

Очередное явление Натана Гозмана

На прошлой неделе в махэттенском федеральном суде был приговорен к 30 месяцам лишения свободы Херод Чэнси, выросший в Гарлеме сын эмигрантов с Гаити, весной признавший себя виновным в попытке получить мошенническим путем банковские кредиты.

Очередное явление Натана Гозмана
Натан Гозман. Розыскной плакат ФБР.

Разрабатывать Чэнси помогал ФБР уроженец Бердичева Натан Гозман, один из членов так называемой «Бригады Татарина», орудовавшей в Нью-Йорке, Филадельфии и Нью-Джерси в конце прошлого тысячелетия. Все ее члены давно на свободе, кроме двоих, которые, возможно, ее никогда не увидят.

Гозман, родившийся в 1978 году и эмигрировавший в США в девятилетнем возрасте с отцом-маляром, матерью и братом, в предыдущий раз купался в огнях рампы в июле 2007 года, когда он давал показания на процессе 33-летнего Виталия Иваницкого и 37-летнего Марата Кривого. Последний в прошлом был женат на Алисе, дочери Бориса Найфельда по кличке Биба, одного из столпов русской мафии в Америке. Кривого привозили на процесс из тюрьмы, где он отбывал срок по другому делу.

В прессе была версия, что Кривой безобразничал, дабы повысить себя в глазах тестя. На процессе я, впрочем, подтверждения этой версии не слышал.

Гозман был известен под кличкой Шмунька, происхождение которой озадачило Дэвида Брайтбарта, адвоката Кривого. «Что такое Schmunka?» - спросил тот на перекрестном допросе. «Я не имею понятия, - пожал плечами свидетель обвинения. – Просто дали такое погоняло ради прикола».

Хотя Гозман жил в США с младых ногтей и успел окончить девять классов американской школы, он предпочитал давать показания по- русски через судебного переводчика, заслужив этим мое признание, потому что у меня было больше времени за ним записывать, но вызвав сетования адвокатов Иваницкого и Кривого, которые подозревали, что Гозман лукаво использует лишнее время, дабы обдумать ответы.

«Я говорю по-английски, но не в совершенстве», - оправдывался Гозман на суде.

Когда его ввели в зал, я записал в блокноте, что он похож на нью-йоркского адвоката Эммануила Зельцера, вскоре после этого посаженного в Беларуси за подделку завещания Бадри Патаркацишвили.

Гозман был молод, но лыс, одутловат и имел нездоровый, тюремный цвет кожи. Из всех виденных мною свидетелей он выделялся тем, что постоянно улыбался, даже когда повествовал об ужасных вещах.

«Сначала его били руками, а потом застрелили», - например, заявил он с улыбкой, рассказывая со слов подсудимых, как один из них убивал бильярдиста Тьена Диепа, а потом запалил машину с его трупом.

Улыбки Гозмана были настолько серийны, что его попросили их объяснить. «Когда я был маленький, я постоянно смеялся, улыбался, - сказал он с улыбкой, - и у меня сейчас такое выражение лица».

Кривой и Иваницкий, имевший в бригаде кличку «Пожарник» за талантливые поджоги, обвинялись в двух убийствах, произошедших еще в 1992 году. Оба были осуждены отчасти благодаря показаниям Гозмана, который попутно поведал присяжным о двух других убийствах, совершенных им самим.

В марте 1994 года Гозман, которому было тогда 15 лет, застрелил в машине юного Яника Магасаева на въезде на автостраду Белт-Паркуэй в Бруклине. Магасаева было решено убрать, потому что он пользовался репутацией «беспредельщика». «Он ходил по Бруклину, резал людей, чтобы поднять свой авторитет, – объяснил Гозман. – Беспредельная рожа!».

«Я был с ним, когда он подходил на улице к русским, резал их и брал цепочки», - продолжал свидетель.

Среди прочих убить Магасаева, по словам Гозмана, призывал его Михаил Гусев (или Гусь). «Кто это?» - спросил прокурор. «Старший авторитет. У него была с ним (Магасаевым. – Авт.) какая-то проблема, и Гусь мне сказал, что он беспредельщик. В русских понятиях он был беспредельщик: он резал людей с фонаря. У нас с ним была проблема из-за медицинского офиса. У нас был врач. Он делал зубы. Он нелегально работал. Мы с Носовым наехали на этого дантиста, сказали, что нам будет платить за крышу каждый месяц».

Бывший киевлянин, пригожий Александр Носов по кличке Саша Длинный, был двоюродным братом Иваницкого и приятелем Гозмана, которого он привел в бригаду и получил за это нагоняй от одного ее вожака, бывшего московского авторитета Александра Спиченко, считавшего, что Гозман был слишком юн.

«Яник туда же, - продолжал свидетель с улыбкой на устах. - Тоже на него наехал. Тот сказал, что я уже им плачу. Яник говорит Носову: «Ты еще молодой деньги получать!». Я, Носов и Гусь, у нас разговор был, чтобы его убить... Гусь сказал: «Его нужно приделать».

«Сейчас такой момент в твоей жизни, - наставлял Гусев 15 летнего пацана, - что если ты это сделаешь, на тебя будут смотреть по-другому».

Первая картинка далась мальчугану не сразу («картинка» - это труп, обогатил меня Биба Найфельд). «Я с ним там три дня ходил, чтобы его убить, - вспоминал Гозман. – Не получилось. Не мог найти в себе, чтобы его убить. Я им сказал, что не было подходящего момента. Они сказали, что все равно надо это сделать. Носов придумал новую идею. Я Янику позвоню, что Носов вышел из тюрьмы (где тот сидел за кокаин. – Авт.), что все в порядке, пойдем вместе тусанемся. Носов одолжил машину на пару часов. Он за рулем был, я спереди. Яник сел сзади. Мы договорились, что когда будем выходить на Белт, Носов даст мне маяк...».

Сказано – сделано.

Носов дал маяк - сделал погромче музыку. По этому сигналу «я развернулся к Янику, сказал Гозман, и выстрелил в него 3 или 4 раза». Труп друзья выбросили там, «где мало людей». Гозман также выкинул револьвер, предварительно стерев с него отпечатки пальцев.

Друзья остановились на углу 19-й авеню и 84-й улицы, чтобы вытереть машину. Это уже напоминало «Криминальное чтиво», тогда еще не снятое. В этот момент, вспоминал Гозман, Иваницкий ехал мимо, и друзья пригнулись, «чтобы он не заметил кровь в машине».

Процесс Кривого и Иваницкого проходил под председательством бруклинского судьи Альберта Томея, дяди голливудской актрисы Марисы Томей, удостоенной «Оскара» за кинокомедию «Мой кузен Винни» (1992). Не исключено, что близость к киноискусству побудила судью однажды назвать Гозмана «мистер Бозман», возможно, перепутав его с актером Чедвиком Бозманом.

«Гозман! – быстро поправился Томей. – Ума не приложу, чего это я ошибся».

Гозман рассказал на этом процесе об убийстве известного боксера Сергея Кобозева, которое они совершили 8 ноября 1995 года с Носовым и сибиряком Василием Ермихиным по прозвищу Блондин.      

Спиченко (Директор или Спич), перешедший вскоре после ареста на сторону правосудия, к этому времени уже рассказал о смерти Кобозева на нескольких процессах, но со слов Ермихина, тогда как Гозман сейчас добавил новые детали из первых рук.

5 ноября 1995 года Гозман отдыхал с Носовым и девушками в русском ресторане «Парадайз» на Эммонс-авеню в Бруклине. Под конец Носов сцепился с солистом тамошнего оркестра Филипом Бальзано, впоследствии женатом на певице Наргис Закировой, и сломал ему нос. Хозяин ресторана Валерий Земнович и его приятель, авторитетный бизнесмен Игорь Графман, затащили Носова в кабинет к Земновичу, угрожали пистолетом «Беретта» и, как выразился Спиченко, «всячески унижали его человеческое достоинство».

Кобозев, подрабатывавший в «Парадайзе» вышибалой, был при этом, но участия в экзекуции не принимал. Члены бригады решили поддержать свою марку и отлупить Земновича с Графманом (недавно скончавшимся). 8 ноября 1995 года Носов, Гозман и Ермихин заехали в Бруклине в автомастерскую на Ист 15-й улице и вдруг увидели Кобозева.

Работавший там электрик показал, что Ермихин сказал боксеру «Браток, пойдем поговорим» и завел его в подсобку. Произошла драка, в ходе которой боксера тяжело ранили выстрелом в спину. По одной версии, стрелял Носов. По другой - Ермихин. Боксера вывели из подсобки под руки, он был бледен и шатался.

Гозман поведал присяжным, как убийцы долго возили истекавшего кровью боксера в своем темно-зеленом «Джипе Чероки», не зная, что с ним делать. Кобозев просил отвезти его в больницу. Ермихин добил раненого ударами рукоятки пистолета по голове, и друзья отправились в Нью-Джерси, где Спиченко снимал дом у криминального бизнесмена Ефима Скурковича, родственника публициста Александра Гольдфарба.     

Скуркович, разбогатевший на импорте шампуня в Россию, был совладельцем московских ресторанов «Панда» и «Гамбринус» у Никитских Ворот и умер от инфаркта в «Матросской тишине», куда он загремел за аферу.

Вырыли неглубокую могилу кочергой, которую предоставил убийцам Спиченко, и похоронили Кобозева. Хотя Спиченко пять лет спустя рассказал об этом на допросе и был привезен фэбээровцами к захоронению в черном колпаке для маскировки, Рэй Керр, бывший начальник С-24, подразделения нью-йоркского ФБР по борьбе с евразийской преступностью, говорил мне в прошлом году, что его люди отыскали могилу с трудом.

Ермихин, который, как и Носов, был признан виновным в убийстве боксера и приговорен к пожизненному сроку, всегда отрицал мне, что добил Кобозева. После того, как Спиченко дал против него показания, Ермихин поведал мне, что того звали в бригаде Директрисой, что в этих кругах не комплимент.

Когда Спиченко выводили из зала суда, сидевший за прокурорским столом русскоязычный фэбээровец донес судье, что Ермихин спросил предателя: «Ты еще жив?» - и якобы угрожал его убить. Судья отреагировал на это философски, и Вася избежал наказания.

В тюрьме Вася занялся живописью и стал, на мой непросвещенный взгляд, интересным художником. Как-то он прислал мне мой портрет, сделанный с фотографии в эмигрантской газете. Галерист Константин Вайс заключил картину в раму и украсил ее колючей проволокой. Два года назад в Бруклине состоялась выставка работ Ермихина.

Гозман же исчез. Но не навсегда.

Опубликован в газете "Московский комсомолец" №38 от 16 сентября 2021

Заголовок в газете: Улыбчивый убийца

Новости региона

Все новости