К примеру, то, что кампусы элитных колледжей населены непропорционально высоким в процентном отношении количеством выходцев из богатых семейств. В некоторых самых избранных университетах, где принимают меньше половины от числа подавших заявления, 3 из 4 студентов имеют очень богатых родителей. По данным Opportunity Insight, исследовательской группы, возглавляемой гарвардским экономистом Раджем Четти, дети из семей, относящихся к 1% населения с самыми высокими доходами, по сравнению с 20% в самом низу шкалы имеют в 77 (!) раз больше шансов оказаться в списках Ivy-plus (то есть все школы «Лиги плюща» плюс близкие к ним по престижности Duke, MIT, Stanford и University of Chicago).
Речь ни в коем случае не идет о призыве к какой-то уравниловке, не о том, чтобы искусственно внедрять бедных, чтобы разбавлять несправедливую пропорцию. Вопрос в другом: если исходить из того, что учиться в высшей школе, и уж тем более в самых лучших колледжах, должны самые способные, то можно ли считать, что все эти ребята и девочки, за которыми стоят «большие кошельки», оказались в кампусах именно потому, что они и есть те самые способные и знающие? Трудно поверить. А раз так, то приходится еще раз поразмышлять о том, до какой степени коррумпирована вся вузовская система.
На обложку одного из последних номеров Bloomberg Businessweek вынесена фраза «Колледж – это рэкет». Она взята из статьи, написанной по следам недавнего скандала со взятками при поступлении в престижные вузы, который привел к аресту 50 человек, в том числе двух голливудских актрис, одного сопредседателя известной всемирной юридической фирмы и других влиятельных личностей.
Об этой истории уже немало написано. Пора извлекать из нее уроки. Расследование ФБР в ходе операции Varsity Blues установило, что к прежним видам замаскированного подкупа и «блата», к которым прибегали богачи (семизначные денежные пожертвования, использование социальных связей, льгот для бывших выпускников) добавились более откровенные криминальные приемы: подделки результатов тестов, обман с участием спортивных тренеров, прямые взятки. Как сказал Эндрю Леллинг, федеральный прокурор округа Массачусетс: «Это дело о расширении коррупции при приеме в элитные колледжи через использование своего богатства в сочетании с жульничеством».
Естественно, возникает вопрос: а что с этим делать?
Bloomberg Businessweek приводит историю 27-летней женщины из Лос-Анджелеса по имени Ребекка Кантар. В свое время, когда она была старшеклассницей в школе, ее готовы были принять Гарвард, Принстон, Йель. Университет Дюк предлагал полную стипендию. Ребекка выбрала Гарвард, но ушла оттуда после того, как было отвергнуто ее предложение создать новый основной предмет под названием Leadership and Organizations. Вот такой у нее, как оказалось, своенравный, независимый характер. Кантар убеждена, что значительная часть проблемы заключается в том, что на детей систематически обрушивается лавина стандартизованных тестов, которые сопровождают их в школе от «киндергартен» до выпуска. Эти тесты – целая индустрия, которая определяет содержание учебных программ. Причастные к ней люди ворочают немалыми деньгами – $10 млрд. А вершина всей этой пирамиды – SAT и ACT, существующие на протяжении нескольких поколений тесты, построенные на принципе multiple choice. Они во многом определяют, заслуживает ли абитуриент быть принятым в колледжи и университеты, в том числе и в самые престижные.
Ребекка Кантар пришла к выводу, что на самом деле результаты тестов очень мало говорят, если вообще говорят что-либо о когнитивных способностях, необходимых для успеха в колледже, да и после него. Кроме того, как показала жизнь, эти результаты не так уж трудно подделать. «Система тестов срабатывает для 30% детей или около того, – говорит Кантар. – И она не представляет никакой ценности для остальных».
Ее предложение – отменить эти тесты. А что вместо них? В компании Imbellus Inc., которую она основала в Лос-Анджелесе, разрабатывают специальные видеоигры. Испытуемый получает серию заданий, которые позволяют проверить его способность принимать решения, уровень критичности мышления и его умственную гибкость, то есть все то, что требуется в реальной жизни.
Кантар наняла десяток докторов наук и убедила известную консультационную компанию McKincey and Co. проверить на деле ее разработки. За последние полтора года около 5 тыс. кандидатов на работу в 20 странах прошли проверку как через видеоигры, так и через традиционный экзамен с multiple choice. Около половины, благодаря тесту Imbellus, получили приглашение на рабочее интервью. В том числе 22-летняя болгарка Пресияна Карастоянова, которая изучает финансы в лондонском Imperial College. Она интенсивно готовилась к традиционному тесту и была слегка ошарашена, когда ей неожиданно вручили лаптоп с видеоигрой Imbellus. На экране появилось изображение роскошного тропического острова. Девушке было предложено несколько различных сценариев. Все они имели отношение к экологическим проблемам. Например, в одном случае она должна была разработать план, как спасти представителей местной фауны от надвигающегося стихийного бедствия. В другом предлагалось создать экосистему кораллового рифа, которая сможет противостоять повышению уровня токсичности.
«Я была полностью погружена в происходящее на экране и забыла обо всем остальном вокруг меня», – вспоминает Карастоянова. Она справилась с заданиями за полчаса и, по ее признанию, испытала сильный прилив адреналина, какой бывает, когда что-то очень захватывает и волнует. В конце концов ей предложили работу.
McKincey планирует до конца года удвоить количество кандидатов, которые пройдут видеотест Imbellus. Кто знает, может быть, за ним будущее?
Ваш ребенок пойдет в Йель. Ну и что?
Деннис Прегер, популярный ведущий транслируемого по всей стране радиошоу, считает, что стоило бы пересмотреть слишком уж восторженное отношение к университетам и колледжам «Лиги плюща». Надо ли так уж стремиться устроить туда своих детей? Часто людьми движет лишь тщеславие, возможность иметь повод для хвастовства. «По-видимому, многие американские родители определяют свою ценность как родителей и даже как личностей по тому, в каком колледже учатся их дети», – пишет Прегер в Jewish Press. – На самом деле это ничего не говорит о них. Так же, как ничего не говорит о том, что их дети старались получить хорошие оценки в школе или занимались греблей, играли на гобое или делали что-то еще сверх школьной программы. И это ничего не говорит о зрелости ребенка, здравом смысле и многом другом, что определяет личность».
Одна из причин, почему родители мечтают о престижном колледже для своих чад, – перспектива больших денег после окончания. Заветный диплом якобы гарантирует в будущем высокий доход. Это верно, но лишь отчасти. Колумнист New York Times Фрэнк Бруни установил, что среди родившихся в Америке руководителей 100 компаний в верхней части списка «Fortune 500» лишь 30 учились в колледжах «Лиги плюща» или близких им по рангу учебных заведениях. Да, диплом Йеля и ему подобных поможет в карьере, но любой амбициозный и способный американец, считает Прегер, может сделать хорошие деньги и быть успешным, даже если учился в менее знаменитых школах.
«Если бы я был поставлен перед выбором нанять на работу 100 человек из числа студентов Университета штата Вайоминг или из Йеля (или ему подобных), я бы, не задумываясь ни секунды, выбрал Вайоминг. Если бы мне нужно было выбрать жену для моего ребенка среди тех же студентов, я бы опять предпочел Вайоминг», – утверждает он.
Почему? Потому что эти ребята меньше задирают нос, не считают себя «сливками» американского общества и наверняка прокладывали себе дорогу к высшему образованию, рассчитывая больше на собственные усилия, чем на деньги родителей.
Никто не оспаривает преимущества «Лиги плюща». Возможности для образования там замечательные. Но ведь не только там. И поэтому стоит взвесить свои возможности и не рваться изо всех сил в Гарвард или Йель в ущерб здравому смыслу и собственным финансам.
С черного хода
В материалах уголовного дела, заведенного в ходе операции ФБР Varsity Blues, в показаниях человека, который проходит как «Сотрудничающий свидетель №1», говорится о путях поступления в вуз: «Есть главный вход, через который вы проходите как положено. Есть задняя дверь, и в этом случае предусматривается вклад в развитие учебного заведения, что требует в 10 раз больше денег. А я создал боковую дверь».
Что такое эта «боковая дверь», мы теперь знаем. За ней – обман и взятки.
Но задняя дверь - нечто иное. Вы даете деньги на строительство какого-то здания на кампусе или учреждаете дополнительные профессорские вакансии. Но при этом, как подтверждает «Соотрудничающий свидетель №1», совершенно не обязательно, что вашего ребенка примут «по блату». Принцип «ты мне – я тебе» соблюдается отнюдь не всегда. Сейчас некоторые элитные университеты с гордостью приводят факты, когда дети доноров не были приняты, невзирая на щедрые пожертвования родителей.
Тут надо называть вещи своими именами. Вузы нуждаются в деньгах. И если кто-то строит для них на собственные средства новый факультет или библиотеку, неизбежно просыпается благодарное чувство и готовность «порадеть родному человечку». Устоять трудно. Как же сделать так, чтобы то, что сейчас считается коррупцией, ввести в какие-то законные рамки?
Однажды бывший президент Гарварда Дерек Бок, рассуждая о том, как собрать остро необходимые для его университета деньги, начал в шутку развивать несколько выглядевших крамольными схем, в том числе и такую: выставлять последние сто мест на первом курсе на продажу.
Эта идея неожиданно получила недавно развитие в предложении устраивать аукционы. Не везде, а лишь в наиболее «дефицитных» колледжах, где прием предельно ограничен: Гарвард, Стэнфорд, Колумбийский университет, Массачусетский технологический институт. Наш журналист Цви Хатулин приводит важную оговорку: «К аукциону допускать не всех желающих, а только абитуриентов, заранее протестированных и признанных лучшими в своей категории. Конкурсу кошельков будет предшествовать конкурс интеллектов».
Пройдет ли эта идея, которая на первый взгляд кажется экстравагантной? Кто знает? В ситуации, когда ощущается явное неблагополучие в системе высшего образования, любая разумная новинка стоит того, чтобы попробовать.
