Его участники негодовали: почему государство ничего не делает, чтобы обеспечить детям безопасность в школах? Почему не принимают никаких законов, ограничивающих продажу и распространение оружия? Подобные вопросы задаются на протяжении многих лет. Они звучали и после аналогичных трагедий, приводивших к массовым жертвам, – после «Колумбайна», после «Сэнди-Хук» и многих других. Изменилось ли что-либо за год, истекший после стрельбы в парклендской школе? Извлекли ли мы какие-то уроки? Увы, обещать «Больше никогда» пока рано. Буквально на днях прозвучали выстрелы в Sue V. Cleveland High School в Рио-Ранчо (пригород Альбукерке, самого большого города в штате Нью-Мексико). 16-летний ученик этой школы начал палить из пистолета, но, к счастью, ни в кого не попал. Его задержали, идет следствие. По злой иронии, стрельба началась как раз в тот момент, когда ученики Sue V. Cleveland High School готовились устроить «минуту молчания» в память о трагедии в Паркленде.
Но этой историей дело не ограничилось. Хроника последний дней пополнилась еще одной массовой стрельбой. Правда, не в школе, а на складе промышленного предприятия в городе Аврора, в 35 милях к западу от Чикаго. Пять человек убиты, пять полицейских получили ранения. И опять нет никакой защиты от внезапно возникающего града пуль.
Означает ли это, что положение безнадежно и родители, отправляя по утрам ребенка в школу, не могут быть уверенными в том, что он не попадет на мушку какому-нибудь очередному психу?
Кардинальных решений пока нет, но все же стоит внимательно отнестись к попыткам хотя бы снизить вероятность несчастья. И в этом смысле представляет интерес появившаяся на днях в New York Times статья «Новая модель остановить следующую школьную стрельбу».
Ее автор – Эми Барнхорст, психиатр из Сакраменто, штат Калифорния. Она работает в Калифорнийском университете. У нее две дочери тинейджерского возраста. Эми признается, что недавно оказалась в неловкой ситуации, когда ее материнские чувства вошли в противоречие с профессиональной этикой.
Полиция задержала подростка, ученика «хай скул», после того, как его перепуганная одноклассница прибежала к директору и рассказала, что этот парень пригрозил перерезать ей горло. Открыли его аккаунт на «Инстаграме». Увидели там изображение мужчины, уcтроившего расстрел в церкви в Чарлстоне, в Южной Каролине, и подпись под ней: «Герой». А также фотографию собственной школы с многообещающей припиской «Колумбайн-2».
Полицейские провели обыск в доме подозреваемого, но не нашли ни оружия, ни взрывчатки. И поскольку за угрозы его не могли дольше держать под арестом, а девочка была слишком взволнована, чтобы толково отвечать на вопросы детективов, школьника направили на проверку психического здоровья.
Так судьба столкнула с ним Эми Барнхорст. Ее задачей было оценить его состояние и решить, нужно ли госпитализировать подростка.
Но материнский инстинкт отодвинул все остальное на второй план. И первым ее вопросом было: «Из какой школы?». Дело в том, что обе ее дочки учатся по соседству, в том же районе. Обстановка, в какой растут эти девочки, увы, стала привычной для наших дней. В классах, словно в военное время, устраиваются учебные тревоги на случай вторжения непрошеных пришельцев, у которых в руках может быть винтовка или пистолет, а что в голове, неизвестно. И у мамы разыгралось воображение. Вот звучит предупреждение по громкоговорителю. И первая реакция детей – радость, что отменят урок по математике. А потом они, хихикая, прячутся под столами и лавками. Но скоро становится не до смеха. А что, если это не учебная, а настоящая тревога? И вот-вот зазвучат выстрелы и начнется хаос и кошмар бойни, которую трудно остановить?
«У моих дочерей было немало тренировок, но они никогда не переживали реальную ситуацию, – рассуждает Эми Барнхорст. – И хуже, чем шум и кровь, для них было бы осознавать, что взрослые бессильны им помочь и они уже никогда не смогут чувствовать себя в безопасности». Вот так в ее работу вмешалось личное отношение.
«Инстинкт подсказывал, что его следует запереть на неопределенный срок»
В тот день она, в ужасе от своих мыслей, все-таки отогнала их от себя, понимая, что они отвлекают ее от выполнения профессионального долга, и начала делать то, что положено, то есть расспрашивать пациента. Почти на все ее вопросы молодой человек отвечал «нет». В психиатрическом госпитале никогда не лечился. Голосов, повелевающих сделать что-то нехорошее, не слышит. Мысли о самоубийстве в голову не приходили. Устроить в своей школе «Колумбайн-2» на самом деле не собирался. Мальчик, казалось, не придавал серьезного значения своим угрозам на Интернете и был не слишком обеспокоен вниманием со стороны правоохранителей. Впрочем, вскоре стало очевидно, что он не такой уж безобидный озорник, каким мог показаться. Сотрудники ФБР нашли в его компьютере браузер так называемой «темной сети» (dark web), который он загрузил, чтобы купить оружие на «черном рынке». В шкафчике школьной раздевалки оказался список тех, кого он собирался убить. Первым в нем стояло имя матери.
«Подобно большинству психиатров, я горжусь своей способностью поддерживать определенный уровень сочувственного нейтралитета, – признается Барнхорст. – Когда пациент выплескивает кофе на мою блузку, потому что так ему велели «голоса», я просто переодеваюсь в свитер и назначаю ему усиленную дозу лекарств. Моя работа состоит в том, чтобы сделать жизнь для этих людей лучше и вернуть их домой. Но с данным пациентом инстинкт подсказывал, что его следует запереть на неопределенный срок».
И тут мы подходим к самому главному – к пробелам в сфере лечения душевных заболеваний. Поместить больного без его согласия в лечебницу – неимоверно трудная задача. Требуется согласие судьи с утверждением врача, что его пациент опасен. Да и то содержание в палате может ограничиться всего какими-то несчастными несколькими неделями. А этот подросток даже не выглядел однозначно душевнобольным. У него, правда, наблюдались отдельные симптомы, которые роднили его с другими зачинщиками массовой стрельбы: тревожное состояние, обсессивно-компульсивное расстройство, паранойя, нарциссизм, признаки аутизма. Но ни один из этих диагнозов не мог быть отнесен к нему в полной мере. И не было таких средств лечения, которые могли бы его исцелить от диких фантазий.
Все, что ему требовалось, это убедить судью, что он пошутил. И все, его отпустят.
Но, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Эта история случилась вскоре после расстрела в Паркленде. Никто в то время не был расположен к шуткам по поводу школьных убийств. И судья согласился с помещением в лечебницу на 14 дней. Для более продолжительного срока нужны были доказательства, что больной продолжает жить в мире иллюзий или не в состоянии самостоятельно есть, одеваться и заботиться о себе. Это был явно не тот случай. Барнхорст надеялась, что детективы после своих открытий на Интернете арестуют школьника. А те, в свою очередь, ждали более решительных действий от психиатров. И врачи не подвели. Они прибегли к редко применяемому в Калифорнии закону, который разрешает держать больного в клинике без его согласия шесть месяцев, если он признан опасным. Для этого, правда, требуются веские доказательства. И если пациент вздумает подать в суд, 12 присяжных должны согласиться с тем, что этот человек представляет угрозу для общества. За 10 лет практики Барнхорст припоминает один-единственный случай, когда этот закон сработал. Теперь появился второй, с ее активным участием. Пока у нее нет оснований раскаиваться в том, что сомнительного парня изолировали на полгода. Это время не прошло даром. Шесть месяцев миновали. Подросток снова на свободе. Но продолжается интенсивное амбулаторное лечение. Его ежедневно наблюдает терапевт. Раз в неделю парень появляется в специальном суде, который ведает делами, связанными с душевным здоровьем. Он получил, занимаясь онлайн, диплом об окончании школы, устроился на работу и посещает муниципальный колледж. Впервые у него появились друзья. Молодой человек живет в общежитии, которое, кстати, находится в нескольких милях от дома доктора Эми Барнхорст.
Панацеи по-прежнему нет
Можно ли считать это победой? Не будем обольщаться. Мы не знаем, в какую сторону может дальше повернуться жизнь этого парня. Может быть, он образумится и выкинет из головы дурь. А может быть, и нет. Барнхорст смотрит на вещи достаточно трезво. Она убеждена, что психиатрическая система в ее нынешнем виде – не гарантия против массовых стрельб в школах. И правоохранительная – тоже. Никто не в состоянии заранее вычислить будущих стрелков и вовремя схватить их за руку. Но случай в Сакраменто, по мнению Эми, вселяет некоторую надежду. Нужно быть настойчивым и последовательным и, не дожидаясь каких-то новых законодательных запретов, использовать те законы, которые уже существуют.
Конечно, люди хотят каких-то решительных мер. Что только не предлагалось: вооружить учителей в школах, преподавать им основы психиатрии, нанимать охранников. Не говоря уже о том, чтобы ограничить продажу оружия. Но у каждого из этих предложений есть свои минусы, которые могут свести на нет плюсы.
Джо Байден, когда еще был вице-президентом, в ответ на стрельбу в начальной школе Сэнди-Хук, которая унесла жизни 20 детей и 6 взрослых, сказал: «Я думаю, что это ужасное событие изменило все. Американцы требуют действий и напоминают нам, что существует высокая моральная цена за бездействие. Но даже если мы примем весь пакет законодательных ограничений по контролю за оружием, мы не спасем каждую жизнь. Мы не можем гарантировать, что еще одна мать не получит ужасный звонок».
Можно спорить о том, много или мало делает правительство. Но что бы оно ни делало, проблему не решишь «сверху». Осознают ли мамы и папы, что контроль за оружием начинается с них, а не с того, что решит Белый дом или штатные легислатуры?
Считается, что в США на руках находится 270 миллионов единиц оружия. Журнал Pediatrics опубликовал результаты исследований, показавших, что около 1,7 миллиона детей в возрасте до 18 лет живут в домах, где оружие хранится без присмотра и может лежать заряженным где-нибудь на полке шкафа, в ящике комода, под матрацем, то есть там, куда ребенок залезает без всяких усилий. И очень немногие родители задумываются над тем, что когда их чадо отправляется поиграть в чей-то дом, всегда существует риск нарваться на заряженный пистолет или ружье. О проблеме вспоминают, лишь когда происходит беда. Так что в действительности самая большая угроза для жизни наших детей не наступательное оружие военного образца, не небрежность в организации безопасности в школах, не психически больные люди. Опасность таится в наших собственных домах и квартирах.
Не забывайте и о том, как действует на воображение то, что дети видят на Интернете и на телеэкране. Поэтому научите их понимать различие между захватывающими сценами стрельбы в кино, в телешоу и видеоиграх и тем, что происходит в реальной жизни. Дельный совет дает Маргот Бернетт, исполнительный директор организации Women Against Gun Violence:
«Школьники должны понимать, что, в отличие от видеоигр и фильмов «экшен», в жизни люди, в которых попали пули, не встают и не уходят как ни в чем не бывало. Они умирают».
