Под влиянием движения ЛГБТ и в целях гендерной нейтральности прогрессисты ввели новый бесполый термин Latinx, который заменяет устаревшие Latino и Latina и произносится «латинекс». Ему предсказывали большое будущее.
Как торжествующе отмечал в апреле 2018 года журнал «Тайм», «академические центры добавляют «латинекс» к своим титулам. Употреблять его становится обязательным среди artists (зд. — творческой интеллигенции. – В.К.) и политически активной молодежи. СМИ, такие, как NPR, используют его без комментариев и объяснений. Другое знамение того, что это слово закрепилось надолго: словари принялись его определять».
Прошло три с половиной года, и последний опрос показал, что наши гишпанцы оказались куда менее восприимчивы к этому кретинскому нововведению, чем наша творческая интеллигенция и «общественное радио» NPR, которое давно превратилось в орган ЛГБТ и микроскопического трансгендерного сообщества.
Оказалось, что «латинекс» взяли на вооружение лишь the usual suspects, то есть Демпартия, прогрессисты и корпоративная Америка, а не рядовые латиноамериканцы, из которых, согласно либеральному сайту «Политико», этим ярлыком пользуются лишь 2%!
21% предпочитает «Латино» и «Латина», а 61% называет себя Hispanics. «Как-то иначе» и то собрало 8%.
Хуже того: опрос нашел, что 40% «латинекс» считают этот ярлык обидным, а 30% заявили, что они менее склонны поддерживать политического деятеля или организацию, которые им пользуются. 57% сказали, что этот термин их не колышет.
«Эти данные показывают, что употребление «латинекс» есть нарушение клятвы Гиппократа, то есть принципа «главное – не принести себе вреда на выборах», — заявляет политтехнолог Фернанд Аманди, который помогал Бараку Обаме обрабатывать гишпанцев. – Если мы хотием победить, зачем мы употребляем слово, которое предпочитают какие-то 2%, а до 40% находят обидным?».
Опрос Пью нашел в прошлом году, что «латинекс» взяли на вооружение 3% гишпанцев, а Гэллап – что его употребляют даже 4%. Все равно – кот наплакал. Это не первый случай, когда гишпанцы обманули ожидания политтехнологов, в том числе и мои собственные.
После того, как Обама завоевал в 2012 году 71% голосов гишпанцев, демократы исходили из убеждения, что те являют собой монолитный избирательский блок и будут бесконечно тяготеть к их взглядам, прежде всего потому, что они «нацменьшинство» и обречены вечно вести себя так же, как главное из них, то есть афроамериканцы. Публицистка Селена Зито парировала в январе в «Нью-Йорк пост», что 32 миллиона американских гишпанцев далеко не однородны и представляют разные страны, мировоззрения и жизненный опыт.
Республиканские политтехнологи уповали на то, что гишпанцы в массе своей католики, что они трудолюбивые и семейные люди и будут поэтому тяготеть к консерваторам. Скептики возражали, что в Латинской Америке господствуют другие понятия, недаром там регулярно воцаряются левацкие режимы, поэтому выходцы оттуда неизбежно будут симпатизировать нашим демократам.
В сентябре 2013 года Габриэль Арана напечатал в журнале «Америкэн проспект» статью, в которой увлеченно доказывал, что вера республиканцев в природный консерватизм гишпанцев построена на мифе. Арана основывал свои аргументы на опросе PRRI, показавшем, что наши гишпанцы настроены по ряду вопросов, которые особенно дороги сердцу республиканцев, даже немного либеральнее, чем многие коренные американцы. Речь шла об абортах и однополых браках.
Кроме того, гишпанцев заботили растущее неравенство, безработица, подорожание медицины и качество государственных школ. 6 из 10 поддерживали повышение налогов на богатых с тем, чтобы инвестировать деньги в инфраструктуру и наробраз. И т.д. Короче, гишпанцы были по натуре типичными демократами, и недаром Демпартия снова распахнула при Байдене границу в надежде впустить в страну миллионы своих избирателей, чтобы командовать нами вечно.
В прошлом году Байден получил меньше латиноамериканских голосов, чем Обама, но ненамного – 66% вместо 71%. Трампу достались 32%, на 4% больше, чем за 4 года до этого. Время шло, Байден все меньше нравился многим американцам, в том числе нашим героям-гишпанцам. И вот 8 декабря «Уолл-стрит джорнэл» опубликовала результаты своего опроса, который показал, что сейчас гишпанцы поровну расколоты между двумя нашими главными партиями!
Конкретно, 37% из них сказали, что если бы выборы в Конгресс состоялись сегодня, то они проголосовали бы за республиканца. 37% заявили, что отдали бы голоса демократу. Как заметила «Джорнэл», это была плохая новость для Демпартии, которая давно потеряла голоса большинства белых избирателей и привыкла рассчитывать на нацменьшинства, в том числе на гишпанцев, составляющих самое большое из них. Не далее как в прошлом году гишпанцы отдали посланцам Демпартии в Конгресс более 60% голосов, и вдруг стороны сравнялись.
В прошлом году Байден получил почти на 30% больше латиноамериканских голосов, чем Дональд Трамп, обзывавший мексиканцев жульем и отгораживавшийся от них китайской стеной, а сейчас 44% гишпанцев сказали, что голосовали бы за Байдена, тогда как за Трампа высказались уже 43%.
Гишпанцем сейчас является один американский избиратель из восьми, их численность растет быстрее других меньшинств, поэтому их переход в стан врага беспокоит демократов все сильнее.
Демократ Джон Анзялон и республиканец Тони Фабризио, проводившие опрос по заказу «Джорнэл», говорят, что больше всего гишпанцев волнует состояние экономики, которое толкает их мужчин в объятия республиканцев. С перевесом в 17% они предпочитают экономический курс оппозиционной партии. С другой стороны, гишпанки с перевесом в 10% предпочитают экономический курс демократов.
Большинство гишпанцев сказали, что хотели бы вернуться к политике, проводившейся Трампом. Большинство гишпанок чувствуют себя комфортнее при политике Байдена.
Этот раскол между полами распространяется на целый ряд вопросов. Например, если бы выборы президента состоялись сегодня, то за Трампа голосовали бы 56% гишпанцев против 33% за Байдена. Из гишпанок же 55% голосовали бы за Байдена, а за Трампа – всего 30%.
Цитировавшаяся выше Селена Зито приводит следующий пример политической эволюции латиноамериканского эмигранта. 57-летний техасец Рикардо Кортес вырос в Мехико, где он ходил в школу имени Джона Кеннеди, который был по сегодняшним меркам таким реакционером, что его с треском вышвырнули бы из Демпартии. Но Мексика была много левее, и Кортеса научили в этой школе смотреть на республиканцев как на поганых расистов, а учителя вывешивали на стенах классов портреты Че Гевары. «Я уверен, что все они были социалистами», — говорит он о своих тогдашних наставниках.
В 1983 году он незаконно перешел американскую границу и направился прямо в Техас. Ему было 19. «Я нашел себе церковь, устроился на работу и стал интересоваться политикой, — вспоминает Кортес. – Меня влекло к Рональду Рейгану. Республиканская партия соответствовала моим взглядам: финансовая ответственность, меньше государственного вмешательства. Так что я стал республиканцем».
В 1988 году он женился, легализовался и открыл с женой Шерри компанию по уборке квартир и зданий. «Это моя американская мечта, — говорит Кортес. – Никаких подачек, я был никем и стал всем своим горбом. Вот что такое экономический консерватизм».
Безудержные траты при Обаме укрепили убеждения Кортеса. «Мы вступили в Чайную партию и помогали ее кандидатам избраться». Потом он поддерживал Трампа, поскольку тот был «против абортов, за свободу вероисповедания и за сокращение налогов малому бизнесу вроде моего».
Кортес выступает даже за строительство стены на мексиканской границе, которую он в молодости переходил раз двадцать. «Я видел, насколько это просто», — говорит он.
