- Эдуард Владимирович, - спросил я у знаменитого писателя, - можно ли ожидать в вашей следующей книге сцены или эпизоды из жизни боксеров?
- После знакомства с Димой Салитой и его братом Мишей мне показался интересным путь к вершине профессионального спорта молодого иммигранта из Одессы. И особенно то, что этот путь он проделал будучи религиозным евреемѕ
( Замечу, что мы с Тополем земляки - оба уроженцы Баку - и почти однолетки. У нас много общего. Я журналист с 1959 года. Эдуард примерно в то же время начинал работать в газетах страны. Почти одновременно мы уехали из Баку .
Оба используем свой журналистский опыт, пытаясь докопаться до сути. В одно и то же время, а именно в 1979 году, мы с ним подали документы на выезд. Есть между нами и различия. У писателя и сценариста Тополя свыше десятка сценариев и фильмов по ним и более 30 изданных книг. Каждая из его книг - «Любожид», «Журналист для Брежнева», «Красная площадь», «Россия в постели», «Чужое лицо» и др. – событие в литературной жизни. У меня же пока ни одной книги. И еще: сегодня Эдуард живет на два дома - в Нью-Джерси и Москве. Я же практически в России не бываю.)
- В одном из интервью вы заметили, что однажды «проснулись знаменитым». Как это произошло?
- Через несколько дней после того, как умер Брежнев, в моей нью-йоркской квартире раздался телефонный звонок. Незнакомый голос представился корреспондентом лондонской «Таймс» в Вашингтоне и сказал, что ему заказано интервью со мной, автором недавно вышедшей в Лондоне книги «Красная площадь», где я писал, что после смерти Брежнева генсеком станет Андропов (хотя все западные советологи считали, что кресло Брежнева займет Громыко, Устинов или Романов). И что через два часа он будет у меня в Нью-Йорке.
Я ответил, что через два часа принять его не смогу, а смогу лишь после обеда. Дело в том, что до обеда я должен был отстоять в очереди за чеком по безработице. Но этого я ему не сказал, а получив чек и закупив на него продукты в «русском» магазине, встретил его по-королевски.
И зря. Нужно было, наоборот, дать интервью в нищенской эмигрантской квартире, было бы больше шика – безработный эмигрант написал международный бестселлер. Как бы то ни было, интервью со мной вышло на страницах «Таймс», а «Красная площадь» в течение короткого времени была переведена на 14 языков. Только в одном Лондоне вышло 30 рецензий на книгу...
- Мой знакомый бывший «одесский джентльмен» Юрий Сычев как-то сказал мне, что он всю жизнь мечтал жить в СССР иностранцем. Сегодня, имея на руках американский паспорт, он работает на российском ТВ. Очень доволен. А как живется вам, американцу, в России?
- Сейчас таких, как я, с американским паспортом, в России много. Не знаю, как они, но что касается меня, то в России мой читатель, там меня читают. Поэтому я себя чувствую там вполне комфортно. Хотя американцем я себя чувствую всегда, с первой минуты приезда в США в 1979 году.
- То есть вы утверждаете, что Россия является настолько цивилизованной, что ее можно считать комфортной для проживания западного человека?
- Шанс стать цивилизованной страной есть всегда. Просто в 1917-м большевики обещали ограбить богатых, и это совпало с желанием народа. В противном случае большевики не были бы у власти. Потом Горбачев дал России шанс вернуться в цивилизицию.
Ельцин отпихнул Горбачева, ради кресла президента России развалил Союз, но получив заветную должность, тут же уехал в Сочи и ушел в запой. Шанс был упущен. Будет ли второй такой шанс – сказать трудно. Теперь народ уже никому не верит. Если завтра из тюрьмы выйдет Ходорковский, ему тоже не поверят. Но «надежда умирает последней».
- В своем интервью олигарх Михаил Фридман говорит, что в Москве ему никогда не бывает скучно. Наша жизнь, - считает Фридман, - как триллер! Ты к нему привыкаешь, и все остальное тебе кажется скучным. Этакая адреналиновая зависимость в городе, где властно стучит пульс времени, ощущается энергия великого города и человек живет сумасшедшей, но интересной жизнью. И если хочется находиться в этой игре, то необходимо следить за происходящим в мире, в политике. И всегда быть в форме и тонусе.
- Мы с Фридманом живем на разных социальных, экономических, политических уровнях. Эти ребята - Фридман, Авен и их друзья, в отличие от меня, соучаствуют, влияют на управление страной. Я – лишь наблюдаю. Могу высказаться, и я это периодически делаю в газетах. Поэтому у нас с Фридманом разные впечатления о московской жизни.
- У вас лично оно положительное или отрицательное?
- Есть и то, и другое. Как говорит Жванецкий: хорошо не там, где нас нет, а хорошо там, где хорошо.
- Насколько мне известно, каждая ваша книга – это событие в культурной жизни России. А какова оценка вашего творчества российскими критиками?
- Насчет «события» - это вы преувеличиваете. А русские критики в оценке моих книг полярны. Многие из них самоутверждаются за счет тех, кого они считают возможным критиковать. И получают от этого огромное удовольствие. Но я к этому отношусь спокойно. Я имел честь дружить со Славой Ростроповичем.
И однажды он мне сказал, что в России больше играть никогда не будет. А всё из-за того, что какой-то писака объявил в газете, что Ростропович исчерпал свой талант. Я ему говорил, что нельзя из-за какого-то дурака лишать тысячи людей удовольствия слушать его. Но не уговорил.
- Как вы сами можете назвать жанр ваших книг?
- По счастью, я имею возможность писать только о том, что меня интересует. Поэтому каждая моя новая книга сама определяет свой жанр. Как говорил Гегель, форма содержательна, а содержание оформлено. То есть, один материал должен быть рассказан в форме политического детектива, другой – в лирической повести. Роман о платонической любви канцлера Бисмарка к русской женщине можно назвать исторической «лав стори». Моя задача - следовать за своими героями и не мешать имѕ
- А в чем, по-вашему, причина оголтелого антиамериканизма в России? Откуда корни?
- До 1917 года в России не было антиамериканизма. Как раз наоборот - всё прогрессивное, передовое, интеллигентное всегда было настроено проамерикански. Во времена Гражданской войны в США царь Александр II предупредил, что в случае, если Англия или Франция окажут военную либо какую -то другую помощь Югу, Россия будет считать это объявлением ей войны. Царь привел в боеготовность часть российского Тихоокеанского флота и послал его в Сан-Франциско для поддержки Линкольнаѕ
Люди всего мира видели в Америке символ демократии, свободы, предпринимательства. В России всё это закончилось с приходом большевиков. Стало очень важным культивировать образ врага. В детстве я считал, что мы живем прекрасно. Ночами я, замерзая, стоял за хлебом. Мне на ладонях химическим карандашом записывали мой номер в очереди. И при этом нам внушали, что мы живем прекрасно. А в Америке, нам объясняли, люди бедствуют, а негров линчуют. Господин Зорин вел об этом репортажи из Гарлема.
Если человеку это внушать не один год, а 70, то это закрепляется на генетическом уровне. Новое поколение, родившееся при большевиках, так и осталось «совками». В массах разлита враждебность не только к Америке, но и друг к другу, озлобленность, недовольство жизнью. Особенно остро я это ощущаю на улицах Москвы, в метро. Эту озлобленность надо на кого-то излить. И, конечно же, власть, которая боится, как бы это всё не хлынуло на нее, вынуждена переадресовывать всё это другой стране. Поэтому корни у антиамериканизма и у антисемитизма одни и те же.
- Вы довольно часто в Москве даете интервью. Какой вопрос вам никогда не задавали?
- Я не задумывался над этим. Я обещаю вам подумать, и в следующий раз мы поговорим об этом.
