Музыкант - это образ жизни
"Быть в служении музыке это не работа, это образ жизни... Нужно ясно понимать, кем ты хочешь быть и твёрдо верить в свою способность добиться цели. Ты должен верить в себя и дать понять каждому: "Я буду играть! Слушайте!", - говорил Стерн.
Он мог сочетать убеждённость в своей высокой миссии и трезвую оценку своих достоинств и возможностей, понимание людей и обстоятельств. В его жизни было место и бескомпромиссному служению высокому искусству, и активной общественной и политической деятельности, семье, общению с друзьями, умению строить отношения с нужными людьми, спорту - отлично играл в теннис, хорошему вину и обеду, он мог весь гонорар проиграть в казино и не оставить без внимания привлекательную женщину.
У него было замечательное чувство юмора и немало редкой у артистов его масштаба самоиронии. Однажды, оказавшись к вошедшему спиной, - он репетировал, Стерн сказал: "Извините - мой вид сзади". Повернувшись: "Извините - мой вид спереди". У него не было и он не пытался обрести имидж небожителя-демиурга как Хейфец, Рихтер, Маазель, Караян и многие другие коллеги. Он производил впечатление исключительно доброжелательного, скромного, открытого, даже наивного человека, но те, кто преступал черту дозволенного его статусом или настроением, могли сполна убедиться в его способности быть жёстким, требовательным, мало принимающим в расчёт чужие представления и эмоции. В то же время, его дипломатическому мастерству, искусству пиара, использованию возможностей прессы могли бы позавидовать профессионалы.
Стерн был из плеяды великих музыкантов, эмигрировавший в Америку из России. "Мы были беженцами. Мои родители были хорошо образованы и натурально либеральны. Истина в том, что можно вывезти русского из России, но невозможно вывезти Россию из русского", - говорил Стерн. "Мои родители не имели ничего общего с Советской жизнью и коммунизмом, но активно обсуждали политику с другими российскими эмигрантами".
Отец Стерна родился в Киеве, мать в Кременце. Отец был скромным художником, мать незнаменитой певицей. Исаак родился в 1920 году в Кременце, семья принадлежала к среднему классу, говорили по-русски, ничего в доме не напоминало о еврейской религии и традициях. Некошерный пасхальный седер был единственным свидетельством национальной принадлежности.
О музыкальной карьере Стерна - от вундеркинда до признанного маэстро – рассказано в его мемуаре "Мои первые 79 лет".
У Исаака были хорошие учителя, о которых он пишет с благодарностью. Но урок, который он считал одним из самых важных - "Быть самим собой", никого и ничего не имитировать. "Великие скрипачи, пишет Стерн, Хейфиц, Милстейн разделяют традицию твёрдокаменной базовой подготовки. Этот подход присущ и Олегу Кагану, Гидону Кремеру, Исааку Перельману, Пинхасу Цукерману...". Великими мастерами Стерн считал Давида Ойстраха, Леонида Когана, Иегуди Менухина, Гила Шахана, Джошуа Белла, Шломо Минца... Нужно здесь вспомнить и уникального импрессарио Сола Юрока - Соломона Израилевича Гуркова, который десятилетия вел концертную жизнь Стерна и многих других выдающихся исполнителей.
Не удержусь отметить - все евреи, все из России. Антисемиты утверждали, что Стерн покровительствует своим, и видели в том засилье "еврейской мафии". Вагнеровский антисемитский опус "Еврейство в музыке" наверняка не обошёл бы такое созвездие, но кого он мог противопоставить?! Сегодня картина уже другая, золотой век еврейских музыкантов заканчивается, будущее принадлежит азиатам.
Наследие Исаака Стерна не только огромная дискография и множество учеников, но и спасение самого известного концертного зала в мире - Карнеги-холла. В Москве, Лондоне, Милане, Париже есть залы, не уступающие и даже превосходящие Карнеги, но в общественном восприятии именно этот зал обрёл уникальную известность и репутацию."Я всегда думал о Карнеги-холле как о Святом храме, об утверждении силы человеческого духа", говорил Стерн. С момента открытия в 1891 году - дирижировал Чайковский, здесь выступали все величайшие музыканты мира.
Но через 70 лет девелоперы убедили городские власти построить на его месте небоскрёб с офисами. Многие сожалели и возмущались, но убеждения, письма с протестами не помогали. Деньги можно победить только большими деньгами. Популярность, дипломатия и настойчивость Стерна позволили найти спонсоров и переубедить власти. На пасхальном вечере Стерн оказался рядом с мэром Нью-Йорка Вагнером и его женой и они стали самыми важными союзниками.
Карнеги-холл был сохранён и радикально реконструирован и через два с половиной года открылся к новой жизни. Стерн стал его президентом, главный зал был назван его именем, здесь состоялось грандиозное празднование его 70-летия. Он был удостоен высших правительственных наград, часто выступал в Белом доме, президенты страны, члены Верховного суда и Конгресса были его друзьями. Стерн, как никто другой, сумел показать универсальное общественное значение классической музыки, пробудить к ней интерес и уважение даже у тех, кто считал её чуждой, устаревшей, недоступной. Его заслуги, что не часто бывает, были сполна признаны и оценены при жизни.
Но личного обаяния, дипломатии, мастерства общения не хватило для того, чтобы построить стабильную супружескую жизнь. С первой женой брак длился немногим более года. Со второй, Верой, с которой он прожил 44 года и родил троих детей, было плодотворное сотрудничество в созданном ими Американо-Израильском культурном фонде, но дома с каждым годом учащались скандальные разбирательства. Друзья и поклонники были в шоке, когда Стерн развёлся и женился на женщине в два раза его моложе... Жизнь артиста в каноны и регламенты не укладывается.
Израиль
Стерн, хоть и был далёк от традиций и религии, олицетворял успехи адаптации, интеграции и ассимиляции, говорил что каждый, кто слышал его имя, знает что он еврей. Он вёл вполне светский образ жизни, но в облике, манерах, в его окружении еврейские суть и существование проявлялись вполне отчётливо. Как и большинство американских евреев он с радостью и надеждой воспринял воссоздание Израиля. И даже тогда, когда либеральные евреи заняли позиции таких друзей, что и врагов не надо, он оставался твердым сторонником еврейского государства.
Впервые он посетил Израиль в сентябре 1949 года. "Здесь было так много энтузиазма, воодушевления, веры в будущее, опьяняло желание помочь создать демократическое общество, основанное на гуманистических идеалах", - вспоминал Стерн. Его встречали с радостью и благодарностью, залы были переполнены, люди порой отказывались от еды, чтобы купить билет. Он играл Баха, Бетховена, Моцарта, Брамса, Лало, Мендельсона, Чайковского, Венявского, для многих слушателей это было первое знакомство с классическим репертуаром. Стерн считал, что никогда в жизни не играл так хорошо, с такой радостью.
Между концертами он находил время побывать почти в каждом уголке его малой исторической родины, в старых и новых поселениях и кибуцах. Особое впечатление произвела подлинная демократизация страны, национальная общность, дружелюбие; генерал, государственный деятель мог идти по улице и с ним мог вступить каждый встречный в острый диалог по мировым и личным проблемам.
Один из эпизодов израильского турне навсегда остался в его памяти. Он должен был играть с Палестинском филармоническим оркестром, позднее - знаменитым "Израиль филармоник". Утром в этот день он приехал в кибуц на границе с Ливаном. Кроме обычного труда в обязанности кибуцников входило наблюдение за возможным нападением из соседней страны. Стерн пригласил желающих на вечерний концерт, думал, что приедут несколько человек. Приехал весь кибуц, даже маленькие дети. В кинотеатре, где он выступал, не было свободных мест, Стерн сказал, что не будет играть без своих гостей. Расселись на сцене, на полу, в каждом уголке.
Он встречался с премьером, президентом, министрами, генералами, солдатами и студентами, все спрашивали, когда он приедет навсегда, но Стерн понимал, что сможет сделать больше для Израиля, оставаясь в Америке, гастролируя по всему миру.
Во время войны с Египтом и Сирией он прервал гастроли в Европе и прилетел в Израиль. Выступал по телевидению, играл каждый день утром, днём, вечером на военных базах, в госпиталях, бомбоубежищах, без репетиций и заготовленных программ.
Он приезжал в Израиль во время войны в Персидском заливе, Шестидневной войны, на празднование Дня независимости, это всегда были события высокого морального и общественного значения. Иногда концерт приходилось прерывать из-за угрозы ракетного обстрела или газовой атаки. "Это было благословение для меня быть полезным в таких обстоятельствах", писал он в мемуарах.
Он регулярно приезжал в Израиль не только концентрировать, но и учить молодых музыкантов. Многие получили финансовую поддержку для учёбы в США и стали исполнителями мирового уровня. Израиль страна высокой музыкальный культуры, и в этом нельзя переоценить заслугу Стерна.
В последующие годы Стерна очень беспокоило разделение израильского общества, не только между евреями и арабами, но и между религиозными, партийными, этническими группами. В отличие от многих именитых коллег, он никогда не предлагал свои проекты политических решений, не брал на себя судейскую роль, но он считал что мир достигается не резолюциями и договорами, а отношениями между людьми, основанными на уважении и доброй воле.
Китай
После исторического визита Никсона и Киссинджера в Пекин, который одни оценивают как высшие достижения мудрости и дипломатии, другие как чудовищную стратегическую ошибку, которая позволила Китаю стать супердержавой с претензиями, вытеснить Америку с позиции мирового гегемона, Стерн написал другу Киссинджеру письмо, предлагая дополнить политическое и экономическое сближение культурным сотрудничеством. У него был и личный вопрос: как могло случиться, что революционное движение, которое изначально состояло из четырехсот человек, победило мощных внутренних и внешних противников и установило контроль над многомиллионной страной. Другая цель состояла в том, чтобы попробовать знаменитую пекинскую утку. (Не пойму, почему бы по первому вопросу не почитать об истории большевистского переворота, а по второму не съездить в Чайнатаун.)
Помогло знакомство с министром иностранных дел Китая Хуанг Хуа, который организовал визит семьи Стерна и команды кинематографистов. В июне 1979 года американские гости прибыли в Пекин.
Многие китайские музыканты учились в Советском Союзе, это облегчало общение на русском языке.
Залы были полны даже на репетициях, интерес и уважение к классике и гостям были очевидны. Но западной музыки дирижёры и исполнители не понимали; при хорошей технике и строгой дисциплине, философская и психологическая глубина произведений им была чужда. (Думаю, так и по сию пору. Традиционная китайская музыка предназначена не раскрывать масштабы и глубину Вселенной и человека, а для игры в чайной для небольшого круга людей. Я слушал ее в Пекине, не понимаю, как такое можно выдержать. Нынешние представления китайских виртуозов о достоинствах концертного исполнения - "громче и быстрей", в этом у них конкурентов нет.)
Губительную роль сыграла "Культурная революция", западная музыка была изгнана из репертуара, профессора сосланы в трудовые лагеря. "Всё, что было связано с классикой, включая Моцарта, Бетховена и скрипку, считалось зараженным западным сатанизмом", - вспоминал Стерн. Поразительно, что за такое короткое время страна сумела одолеть многовековую закрытость и пробудить такой интерес к достижениям западной цивилизации.
Стерн сделал всё возможное, чтобы помочь китайским коллегам понять богатство великого западного наследия. Он выступал в залах Пекина и Шанхая, прослушал и провёл мастер-классы со многими музыкантами и их учителями. Визит в Китай сыграл огромную роль в развитии музыкальной классики в Китае. Сегодня очевидно, что вскоре китайские исполнители вытеснят западных и будут доминировать в мировой музыкальной культуре.
Стерн, его семья и команда много путешествовали по стране, его дипломатический талант был здесь не менее важен, чем музыкальный. У авторитарных правителей Китая есть понимание, что взять все возможное из достижений западной цивилизации, не только в технологии, финансах и менеджменте, но и в искусстве, на пользу стране.
Визит американских гостей был подробно освещён в завоевавшем "Оскар" документальном фильме "От Мао до Моцарта". Фильм обошёл экраны мира, это действительно замечательное достижение киноискусства и музыкального и дипломатического мастерства героя фильма. Такого политического успеха не знал ни один музыкант мира.
Я был на показе фильма с участием его создателей в Музее современного искусства в Манхэттене. Выступавшие отдали должное великому мастеру, но и жалоб на его характер было немало. В простоте душевной и в благостных отношениях яркий талант не живёт.
Советский Союз, Россия
До недавних запретов и наветов было принято считать, что музыка сближает культуры и народы, играет миротворческую роль, несёт универсальные человеческие ценности. Пожалуй, никто так не соответствовал и не подтверждал это представление, как Стерн. География его гастролей охватила десятки стран, сотни городов мира. Эти выступления, как правило, имели широкий общественный и политический резонанс, особенно во время Холодной войны.
В 1956 году в 35 лет Стерн был первым американским музыкантом, выступавшим в СССР. Это было за два года до сенсационной победы Вана Клиберна на конкурсе Чайковского; гастроли сыграли важную роль в изменении настроений в Советском Союзе и Америке. В течение месяца Стерн концертировал в Москве, Ленинграде, Киеве, Баку, Самарканде, Тбилиси, Ереване, встречался с коллегами, проводил мастер-классы.
У него сложились очень тёплые и доверительные отношения с Давидом Ойстрахом, которые длились многие годы. Однажды, увидев как болезненно выглядит Ойстрах и зная о его исключительно напряжённой концертной жизни, Стерн сказал, что ему нужно пощадить себя, уменьшить нагрузку. Ответ Ойстраха потряс Стерна, он запомнил его на всю жизнь: "Если я буду меньше работать, я буду больше думать. Если буду думать, не смогу жить". Нужно заметить, что Ойстрах был не только гениальным музыкантом, но и вполне лояльным, признанным советскими властями деятелем культуры, что же говорить о тех, кто был в опале.
За три месяца до смерти друга, встретившись в Лондоне, Стерн спросил "Почему ты не уедешь, тебя примут с почётом везде, ты будешь богат". Ойстрах ответил: "Они не разрешат выезд моей семье, я не могу их оставить".
Хотя Россия была очень привлекательна и интересна для Стерна, из-за враждебной позиции, которую советское правительство заняло по отношению к Израилю, он долго не приезжал в эту страну. По этой причине он отказался от гастролей и в других странах социалистического блока.
Стерн вновь приехал в Россию в 1992 году, после падения коммунизма. Возвращение было триумфальным. Стерн сказал корреспонденту ТАСС: "Вы сейчас проходите через трудный период, и мы все пострадаем, если ваша страна не сможет одолеть своих проблем. Но я верю, что жизнь вернётся к нормальности". Более актуальной цитаты сегодня не найти.
Стерн приехал вместе с Ефимом Бронфманом, которого он пестовал с юности и считал великим пианистом. Они выступали в Москве и Санкт-Петербурге, записали несколько дисков, проводили занятия со студентами консерватории.
Я познакомился со Стерном, написал о его гастролях. На вопрос о самом сильном впечатлении он ответил "Публика на концертах". Когда мы готовили с "Госконцертом" Сахаровский фестиваль в Афинах, Ростропович попросил Стерна, близкого друга, об участии. Расписание гастролей не позволило приехать, но Стерн согласился на видеозапись. По приглашению Стерна я прилетел в Нью-Йорк, мы встретились у него дома. Хозяин был очень приветлив, пригласил за стол, подарил свои записи. Поинтересовался, где я остановился; чтобы сэкономить командировочные, я ночевал у родственников моих детей на Брайтоне. Стерн сказал, что семья его на даче, предложил свою квартиру, я поблагодарил и отказался.
Это был мой первый приезд в Америку, я решил, что когда приеду насовсем, буду жить не на Брайтоне, а, как Стерн, в доме возле Централ парка. Как буду платить, в голову не приходило. Возможно, не я один в ту пору страдал таким эмигрантским идиотизмом, сегодня у людей более реалистичные представления.
Когда дело дошло до записи, менеджер назвала неподъёмную для "Госконцерта" сумму, Стерн улыбнулся и кивнул оператору. Он говорил о новой жизни, о дружбе между двумя великими странами, о долге сохранить наследие Сахарова. Потом говорил Бронфман, Стерн его несколько раз останавливал и давал советы: мягче, спокойнее, теплее. Кассету много раз показали по Центральному российскому телевидению.
Я встречался со Стерном в Израиле, когда приезжал для организации фестиваля. Мы пришли с пианисткой Ириной Беркович, недавно приехавшей в Израиль, я надеялся, что встреча будет ей полезна. Было очень жарко, Стерн вышел из класса уставший, раздражённый, неприветливый, разговор не удался.
Но мне он запомнился с его привычной светлой и доброй улыбкой. Великий музыкант, великий человек, его никто не затмит, не заменит.
