По сему случаю появление NDT в Сити-центре вызвало особый ажиотаж. Несмотря на вирус, зал был полон и теми, кто компанию знает и любит еще со времен Килиана, и теми, кто считает Лайтфута и Леон полубогами, и теми, кто слышал, что «это надо смотреть».
Реакция на программу тоже была разной, единой лишь в оценке танцовщиков. Эти сказочно пластичные тела, натренированные во всех танцевальных языках – от классики до хип-хопа, - способны выполнить любое движение и в любой комбинации, причем каким бы разным стилям ни принадлежал каждый элемент, они сливаются, перетекают, превращают одно в другое с гарантированной органичностью. Хореографу ничего не остается, как дать этим телам работу, а нам, зрителям, пищу для сердца и ума. Вот с этим не так-то просто.
Первый балет вечера, «The Missing Door» («Исчезнувшая дверь») аргентинки Габриэлы Карризо, создан в 2013-м, но выглядит самым новаторским, несмотря на то, что, единственный, имеет нечто вроде сюжета и вполне конкретный реквизит, указывающий на время и место действия: нечто вроде гостиничного номера, наши дни. Впрочем, как и другие два, балет в основе своей абсурдно-сюрреален, пытается проникнуть в подсознание и проблемы восприятия, имеет дело с человеческими отношениями и содержит элементы стиля «буто», в свою очередь выросшего из экспрессионизма с его пристрастием к гротеску.
Что выгодно отличает его от композиции Марко Гёке «Walk the Demon» («Выгуляй демона»), так это объяснимость и оправданность всех его танцевальных составляющих, свежесть языка, стройность формы и нескрываемо иронический тон (все заключено в рамки триллера с «проблесками» лирики и обильной дозой юмора). Карризо ставит и в драматическом театре – и это чувствуется.
В балете Гёке, созданном в 2018 году, есть намек на нечто конкретное, отсылающее к его названию: в глубине сцены туда-сюда медленно проползает некое чудище, с трудом различимое во мраке, – видно, тот самый демон (внутренний, как утверждает программка), с которым герои балета вынуждены существовать. На сцене очень много дыма-тумана, «разрезаемого» черными полотнищами, что иногда выглядит эффектно. Танцовщики корчатся под современную музыку нескольких авторов и жанров (любимый поп-ансамбль Гёке «Antony and the Johnsons», чех Павел Хаас, финн Нордгрен) во всякого рода конвульсиях (группой, дуэтами, трио), демонстрируя полное отсутствие пределов физических возможностей у танцовщиков и неумение или нежелание автора собрать все это в некое драматургически убедительное целое. Комментарий в программке, утверждающий, что в центре работы Гёке концепция танца как искусства, содержащего за движениями голос, ясности не внесла, хотя была проиллюстрирована тут и там выкриками, бормотанием, а иногда и внятными словами, вылетавшими из уст танцовщиков.
После необычно долгого антракта (перемена декораций!) наконец показали Shut Eye («Зажмуренный глаз») Соль Леон и Пола Лайтфута, ожидавшийся как главное событие. По словам Лайтфута, это «очень специфическая вещь о состоянии между сном и бодрствованием, где реальность искажена и происходит игра перспектив...». В программке приведены слова Гогена «Я зажмурил глаза, чтобы увидеть». Черно-белые силуэты меняются на стенах серого куба, на сцене в разных сочетаниях появляются восемь героев. И хотя, в отличие от балета Гёке, каждый персонаж имеет индивидуальность, а общий тон повествования более человечен, даже порой лиричен (авторы на это «нажимают», используя музыку Шопена в парочке эпизодов), здесь, по сути, та же проблема: отсутствие стройной драматургии, статика, и в результате – ожидание финала, который слишком долго не наступает. Даже философским эссе все же нужна структура.
