Подзаголовк книги - Reflections from a Life in Music - указывает на ее особенность: главный герой этой книги – не сам Фельцман и то, что с ним происходило, а размышления, отразившие его большую жизнь в музыке. Пианисту с почти 60-летним стажем концертных выступлений (напомню, что сын Оскара Фельцмана и талантливый ученик ЦМШ выступать начал очень рано) всегда есть чем поделиться, а Фельцман к тому же музыкант вдумчивый, эрудированный, аналитически и исторически мыслящий, да еще с десятилетиями педагогической работы, которая, как он пишет в книге, «лучший способ научиться».
Это не традиционные мемуары. «Личной жизни» тут практически нет, если не считать кратких и емких воспоминаний о двух великих педагогах: Евгении Тимакине и Якове Флиере, в классах которых и состоялось формирование Фельцмана-музыканта. Они - в главе «Годы учения». И поскольку учиться можно и нужно не только в классе, то рядом оказались и рассказы о музыкальной жизни Москвы и Петербурга, о концертах, которые удалось услышать (в частности, с интересным сравнением Рихтера и Гилельса – каждого в концерте и в записи...). И о выдающихся композиторах, с которыми пианист сблизился в 70-е и 80-е годы: Альфред Шнитке, написавший для Фельцмана по его просьбе свою первую и по-моему лучшую фортепианную сонату, Филипп Гершкович – у него, в свое время учившегося в Вене у Веберна и Берга, Фельцман получил уникальные уроки анализа музыкальной формы, Николай Каретников – сосед по дому и друг. В этих воспоминаниях одна доминанта: творчество тех, о ком вспоминает Фельцман, их отношение к музыке, уроки, почерпнутые из общения с ними, а еще – из литературы и визуальных искусств (тут немного о встречах с Сергеем Параджановым).
Дальше – уроки, которые сам Фельцман дает читателю в главах Practicing (Занятия), Performing (Выступления), Recording (Запись). Тут конкретные советы (как далеко сидеть от клавиатуры, как держать руки, как работать с педалью или что делать, если под пальцами оказывается далекий от идеала инструмент) очень естественно, «разговорно» переплетены с личным опытом, воспоминаниями (об Илье Мусине, например, и его дирижерских уроках) и размышлениями: о разных типах музыкантов, о балансе интуиции и интеллекта, о страхе перед эстрадой, о составлении сольных программ, о творческом процессе и о многом-многом другом. И все это в целом – попытка ответить на вопрос, с которого начинается самая первая глава: «Что есть музыка?».
За короткой главой «Recording» стоит гигантский опыт: Фельцман записал 62 альбома, последние три десятка – на английском лейбле Nimbus, с которым он работает почти 10 лет. В них практически вся история фортепианной музыки, от Баха до Шнитке: Гайдн, Бетховен, Шуберт (все сонаты), Шуман, Шопен, Брамс, Лист, Мусоргский, Чайковский, Рахманинов, Скрябин, Сильвестров... Только Моцарта нет: Фельцман считает, что Моцарта надо записывать только на аутентичном, его времени, инструменте, и ждет, когда представится возможность.
С записями связана самая большая часть книги, собравшая аннотации к дискам (liner notes), которые Фельцман давно начал писать сам, считая, что традиционные, музыковедческие, как правило, формальны и скучны. В текстах Фельцмана слышна живая человеческая речь, никаких «ходуль», тончайшее понимание композитора и его стиля и бездна эрудиции. Можно считать – курс истории фортепианной музыки, краткий и необыкновенно увлекательный. Есть и развернутые исторические эссе, которые пианист написал для фестивалей, по его инициативе организованных: «The Russian Underground» в Линкольн-центре в 2003-м и «Русский эксперимент» в Аспене, Вашингтоне и Нью-Йорке в 2016-м и 2017 годах.
Глава последняя отдана Баху. Фельцман сыграл все, что тот написал для клавира, и многими сочинениями продирижировал. Прикасаясь к махине «Хорошо темперированного клавира», он всегда думал, что надо бы издать его заново, в оригинале, с подробными комментариями, потому что большинство пианистов учатся на старых редакциях, особенно часто – Муджеллини или Черни, где Баха куда меньше, чем тех, кто редакцию делал. И Фельцман эти комментарии написал – о специфике барокко и аутентичного исполнения, о баховском тексте и о каждой из 48 прелюдий и фуг. Издание пока так и не вышло, но комментарий – в новой книге.
В самом конце – «эскизы»: мини-характеристики 27 композиторов, в одной-двух фразах или нескольких словах – квинтэссенция стиля. Галина Уствольская: «Крик как молитва», Рахманинов: «Россия, Россия, Россия...», Брамс: «...Ни одной поверхностной ноты, ни одной поверхностной эмоции» и так далее...
Для кого книга? Для тех, кто учит и кто учится и кто просто любит музыку и хочет узнать, «как это все устроено», понять (или утвердить) исполнительские критерии, уверенней почувствовать себя в концертном зале, стать информированным, то есть полноценным слушателем, чьи уши и сердце открыты музыке.
