Он и по образованию художник: изучал в Болонской академии искусств живопись и сценографию, и иные его театральные работы можно назвать художественными инсталляциями. В 21 год он создал свою компанию (с сестрой и двумя друзьями), назвав ее «Обществом Рафаэля Санти» - в честь ренессансного мастера, и скоро мир театра стал немыслим без его постановок, где визуальное (как правило, в сочетании со звуком) доминирует над литературным, и почти бессловесная цепь сцен-метафор несет куда больше смысла, чем тысячи слов, вызывает мощный эмоциональный отклик и желание думать.
Что же касается смысла, то, по словам критика, «...он, увлеченный ролью антрополога от театра, препарирует социальные и поведенческие механизмы или вовсе размышляет над проблемами бытия и мироздания... Незнакомые пространства, осмысление неосмысляемого, работа с неизведанным – это и метод, и вдохновение Кастеллуччи».
На бродвейской и даже офф-бродвейской афише его имени не ищите: американская сцена для его спектаклей слишком консервативна и коммерциализирована, а пресса только и норовит, чтобы выудить какую-нибудь «политнекорректность». Его приглашают лишь в особо продвинутые университетские программы или фестивали. К счастью, в Университете Монклер (штат Нью-Джерси) с 2005 г. существует именно такая программа: «Peak Performances». Ее глава, Джередия Уилер, и пригласил спектакль Кастеллуччи «Демократия в Америке» для нескольких показов в Театре Александра Кассера на кампусе университета.
Истоки спектакля (он был сделан в 2017 году и с тех пор гастролирует по миру), как и название, - книга Алексиса ди Токвиля, написанная в 1835-м, по следам долгого путешествия французского аристократа в молодые американские штаты. Кастеллуччи видит в событиях ранней американской истории истоки сегодняшних грехов: насилия, высокомерия, жестокости, слепой веры в Бога... С эпической неторопливостью он разворачивает перед нами цепь как будто не очень связанных между собой картин. Их образы завораживают. Их смысл не всегда поддается словесной формулировке.
Начало спектакля – как удар. Группа то ли «воинов», то ли полицейских в одинаковой белой униформе, в фуражках, напоминающих нацистские, с привязанными к поясу сияющими «золотом» шарами, которые издают при каждом шаге оглушительное бряцание, марширует, выстраиваясь в хорошо организованные комбинации. Все – женщины, и униформа напоминает не только о войне, но и о моде и моделях. В руках – то ли винтовки, то ли палки, потом оказывается – флаги. Остановка – и флаги развернуты. На каждом – буква. Вместе – название спектакля. Еще несколько маршевых рокировок, и при каждой остановке буквы складываются в другие комбинации: «Кокаин Армия Медикэр» или «Распад Преступления Макарони» - бессмысленное «бряцание» слов из сегодняшнего американского медиа-обихода. Вся сцена - пародия, но пронизанная ощущением угрозы, которое не оставит до самого конца.
Затемнение - и в голубовато-серой дымке появляются фигуры в одежде первых поселенцев. Важно отметить, что действие, как и во многих других постановках Кастеллуччи, разворачивается большей частью за полупрозрачными экранами. Они создают ощущение некой иллюзии, сна и при этом ожившей живописи: эдакий туманный Сера или Герхард Рихтер, или даже кто-то из старых мастеров – тут стиль может и поменяться, за что отвечает Кастеллуччи — маг света.
В центре пьесы – трагедия (подчеркнутая постоянным присутствием музыки Скотта Гиббонса). XVIII век, фермеры-пуритане Элизабет и Натаниэл работают не покладая рук, веря в «американскую мечту» и в Божье провидение, но Элизабет больна, измучена, теряет надежду, идет на преступление и будет судима безжалостными соседями...
В другом эпизоде звучит песня рабов с южных плантаций... На экране проходят даты важных событий в истории Америки... В загадочном ритуальном хороводе с обнаженной женщиной в центре танцуют фигуры в красных робах... Двое индейцев спорят о том, учить ли им английский: один считает, что это единственный способ понять пришельцев, «врасти» в новую реальность, другой знает, что чужой язык – отражение чужого образа жизни и путь к разрушению его культуры, путь к смерти. В конце – еще одна мощная метафора: «индейцы» (ведущие роли во всех эпизодах исполняют две итальянские актрисы) стягивают с себя темную кожу – преобразование произошло. А хоровод продолжается, решения нет, и чувство трагедии не уходит...
