А песни отличные – со славянской мелодичностью, фольклорными «отсылками» и импрессионистски изысканной, с меняющимися настроениями, партией фортепиано, они рассказывают историю всепоглощающей любви крестьянского парня к цыганке Зевке, ради которой он навсегда покидает родной дом.
Увы, знакомство с опусом Яначека – едва ли не единственный позитив спектакля. Впрочем, не только Яначека: 22 песни цикла длятся меньше 40 минут, полноценный спектакль тут не построишь, вот и позвали голландку Аннализ ван Парис сочинить еще около получаса музыки, правда, неплохой, достаточно органично слившейся с оригиналом. Теперь все длится полтора часа. Но кажется вечностью.
Сцена погружена в полумрак и разделена на три секции: «кухня», «рабочий кабинет» с холодным неоновым светом и видеопроектором и более уютная «гостиная» с роялем, на котором играет (с большой тонкостью, хотя все расслышать трудновато, даже с небольшого расстояния) Лада Валесова, книжными полками и диваном, на который иногда укладываются то старый, то молодой герой.
В этом тесном, удушающем пространстве, не имеющем ничего общего с картинами природы, среди которой, согласно оригиналу, живут, страдают, любят герои Яначека, медленно, как в полусне, движутся одетые по-современному и очень скучно исполнители. Нестыковка визуального облика спектакля и текста (словесного и музыкального - с его фольклорностью и богатством эмоций) мешает сопереживать, убивает драму.
Почему мужских персонажей два, хотя в цикле, написанном для тенора, меццо и аккомпанирующего трио женских голосов, только один? А потому, что Ван Хове добавил к песням историю любви самого Яначека (в тот момент давно женатого 63-летнего автора «Енуфы») к замужней 26-летней матери двоих детей Камиле Штесловой, не очень образованной, далекой от музыки, черноволосой и чернобровой, с которой он случайно познакомился на курорте. Прочтя в газете стихи анонимного автора, Яначек нашел в них параллели со своими чувствами к Камиле. Цикл был закончен спустя два года...
Вот и появился в спектакле немолодой актер, пару раз даже поющий неприятным, нарочито фальшивым тоном, а в конце читающий несколько писем Яначека, адресованных Камиле. Только вот в какой-то момент цикла он представляется отцом молодого героя, а еще сделан вдовцом (за которого в начале и выходит замуж Зефка?), носит с собой урну с прахом жены, а в конце прах высыпает то ли в зависти к отбившему ее «сыну», то ли в злобе на собственную несостоявшуюся любовь, и вообще особого сочувствия не вызывает.
Если в этом и состояла идея спектакля, то выражена она была невнятно и, опять же, в противоречии с текстом. Уверена: здесь, как и при переосмыслении классических опер, либретто лучше не переводить, а переписывать в соответствии с режиссерским замыслом. Певцы, особенно молодой тенор Эндрю Дикинсон, были очень хороши, в том числе и в своих несложных актерских задачах, но все сработало бы лучше в меньшем зале, под стать природе этого интимного, камерного цикла.
