Он явно сделан при участии богов. Орудиями стали отец и сын. Те, кто видел, знают, что в кадре известный драматург, театральный режиссер, художник Резо Габриадзе, который неспешно рассказывает о своем детстве в годы войны и после. А поскольку кинохроники не сохранилось, Резо рисует все, о чем ведет свой рассказ: родной Кутаиси, маму, бабушку и дедушку, Ленина-Сталина и всех, кого запомнил. Рисует и рассказывает своему сыну Левану, своим внукам - детям Левана. И только потому, что Леван включил камеру, мы тоже можем услышать и увидеть этот рассказ о жизни бедного-бедного мальчика в бедной деревеньке где-то в горах Грузии. Нет еды и всем голодно, нет одежды, нет даже доски для одной из стенок уборной, но зато в каждом кадре дышит бог.
Смотреть фильм трудно: слезы застилают глаза. Плачут большие и маленькие. Вовсе не от горя, а от того, как это невыносимо прекрасно – то, что они видят. Писать о фильме не хватает слов, и почти год я повторяю: идите и смотрите, если услышите, что фильм где-то показывают.
Наконец на кинофестивале в Амстердаме картину увидела бессменный директор кинотеатра «Фильм Форум» Карэн Купер и пригласила создателей в Нью-Йорк. Неделю шел показ на Манхэттене в кинотеатре при полном зале. И я наконец смогла встретиться с одним из создателей, режиссером Леваном Габриадзе, и задать свои вопросы.
- В процессе работы вы ощущали участие выших сил, присутствие того, что верующие называют «божьей волей»?
- По этой логике всё, что есть в мире, – по божьей воле. Если ты несешь что-то доброе в мир, то это божья воля, так как бог есть любовь. А наш фильм о любви.
- А случалось ощущать в процессе работы, что что-то не клеилось, а потом неожиданно – бац – и получилось, сложилось? И ты сам понимаешь, что это не ты так ловко всё устроил, а высшие силы снизошли и помогли?
- Да, я чувствовал, но не осознавал, именно так не думал. Спасибо, что показали мне с этой стороны. Моё дело было утром встать и приняться за работу. И да, действительно, часто ощущал, что получается. Но я думал о трудолюбии - если вкладываешь много сил, души, времени, то бог оглянется.
- Как принял картину сам Резо?
- Мы очень боялись ему показывать. Только когда все закончили – тогда показали. Резо на себя смотреть сложно. Он человек не публичный, по телевизору не выступает, голос ему свой не нравится, но с третьего просмотра он немного привык к себе и примирился. В противном случае фильм бы никогда не вышел и никто бы его не увидел.
- А что сказала мама?
- Маме фильм нравится.
- Я не представляю, как смотрят фильм молодые, которые ничего не знают о войне, о пленных немцах, и не могу представить себе жизнь героев фильма – когда к старикам, у которых сын на фронте погиб, приходит немец помогать по хозяйству.
- Мы показывали картину в разных странах, и молодых много на просмотрах, и они плачут. Вот директор кинотеатра «Фильм Форум» Карэн Купер увидела его в Амстердаме на фестивале и пригласила нас.
- Карэн Купер видит, что это гениальное кино, но подробности про пленных немцев, я думаю, ей не так важны, как Резо и тебе.
- Не знаю, но для меня важной частью этого фильма стала история взаимоотношений с пленным немцем. Ученый, этнограф, музыкант – то немногое, что помнит о нем Резо, помогло коснуться важной темы прощения. Потому что если ты смог простить врага своего – это самое мощное, что ты смог сделать в жизни. Так как чтобы простить врага, нужно многое в себе преодолеть. Нужна сила воли, чтобы преодолеть боль. И Резо смог простить этого конкретного немца, который заслужил это прощение своим сердечным отношением к бабушке, дедушке, мальчику. И сам попросил прощения.
- А то, что сын бабушки-дедушки лётчик и этот немец лётчик – это случайно или намеренно?
- Резо всегда рассказывал разные короткие истории, и только в монтаже – когда я сложил эти истории вместе, обнаружилось, что погибший сын был летчиком, и пленный немец, который пришел помочь старикам, потерявшим сына, - тоже летчик.
- До какой степени истории Резо достоверны?
- У нас в семье нельзя задавать такие вопросы. Я с детства приучен не спрашивать, правда это или вымысел. Главное, чтобы история задевала тебя за живое, цепляла, вызывала слезы или смех, а там уже не важно – была она на самом деле такой или другой.
- Для меня там всё правда, но фестиваль, который классифицировал ваш фильм как документальный, имеет право на подобный вопрос. И такого пленного немца нельзя придумать, который из дощечки сделал музыкальный инструмент и сыграл Гайдна.
- Согласен. Но у меня была такая команда, что никто подобных вопросов даже не задавал. Я у Резо с детства научился, что нельзя брать в команду циников, которые задают вопросы, вроде хотят знать какую-то правду, а на самом деле просто не умеют искренне верить и доверять. Мы делали фильм в атмосфере любви и доверия. Я никогда такого удовольствия от тяжелой работы не получал. Это были самые счастливые полтора года моей жизни.
- Какая часть отснятого материала вошла в картину?
- Треть. Там снято на три фильма – детство, отрочество и юность. Классическая трилогия. Сложили мы только детство. Я сам был не в состоянии осилить собственный замысел. Прием был ясен для меня – что Резо рассказывает, рисует своих героев, а рисунки оживают на экране. Как технологически это делать, я понимал – я учился в Университете Калифорнии компьютерной анимации. Но весь материал, который я записал, сделать одному было невозможно. Не было денег. А восемь лет назад на студии «Базелевс» рассматривали заявки, и я принес свой замысел. И Тимур Бекмамбетов сказал: «Давай сделаем». Приближался юбилей – 80-летие Резо, и мы решили сделать подарок ему ко дню рождения. Тимур понимал, что прибыли с проката не будет. И я сам говорил ему, когда он решил финансировать проект, что за эти деньги можно квартиру купить в Москве. Но он сказал, что не хочет квартиру, а хочет фильм.
- В кадре – рассказы о детстве Резо. Насколько образ себя, который создан в фильме, близок тому маленькому Резо, который был на детских фото, и случайно ли он похож на Пушкина?
- У нас не сохранилось детских фотографий Резо в профиль, а герой фильма есть только в профиль, так что не могу их сравнить. А на Пушкина в Грузии похожа половина населения – каждый мальчишка, у которого большой нос и курчавая голова. У меня тоже в детстве была кличка Пушкин. И хоть Резо рисовал себя, на самом деле наш с ним герой больше похож на маленького меня, чем на юного Резо. Те, кто помнит меня в фильме «Кин-дза-дза» Георгия Данелии, могут сравнить. Я там именно такой. И мне нравится, что Резо рисовал себя, но герой оказался похож на меня – всё-таки я ему родной сын!
- А остальные герои – похожи?
- Да, это реальные бабушка, дедушка, их дом. Родителям не нашлось много места в рассказах – про папу мы узнаем очень мало, мама тоже появляется очень коротко – когда герой болен и когда окончена школа и нужно усадить его на арбу, которая отвезет к старикам на все лето. И дорога – от мамы до бабушки – занимает в памяти Резо больше места, чем родители... Буйвол, мальки и лягушки в маленьком водоеме – они оказываются ярче воспоминаний о людях. Когда я слушал отца, мне что-то напоминало приключения Тома Сойера, которые я в детстве читал. И благодаря Тому мне показалось, что детство Резо вполне можно сделать такой отдельной историей... Для моих детей этот фильм - такое семейное предание. Я с детства слушал рассказы отца. И мне очень нравится, как Резо умеет рассказывать. Он как рассказчик умеет мастерски вызывать у тебя и смех, и слёзы. И поразительно, как у него всё стремительно сменяет друг друга – грусть и веселье. Мне очень хотелось сохранить и передать именно эту особенность. Символ театра – две разные маски: одна смеется, другая плачет. Резо ухитрился их объединить, и это меня всегда восторгало - как две такие разные эмоции могут объединяться у него в любом сюжете. Его маска одна: она смеется и плачет одновременно.
- Где можно увидеть ваш фильм?
- Дистрибьюторов у нас нет. Пока только в Тбилиси фильм регулярно идет в нашем театре. Очень интересно оказалось, что компьютерная анимация – техника перекладок, в которой работал Норштейн вручную, - похожа на наш театр марионеток. Она очень условная и очень беззащитная. Как куклы Резо. Они не просто непрочные, а откровенно безззащитные – когда страшно, что от дуновения ветра всё может рассыпаться. И наша анимация по форме очень близка рассказам Резо своей беззащитностью. Наряду со спектаклями пару дней в неделю мы показываем этот фильм. Люди приходят. И Резо сам не раз выходил на показы.
- Что бы вы могли сказать зрителю, почему следует смотреть ваш фильм?
- Снимать кино – это мучение. Производство отнимает годы. И нужна очень сильная мотивация, чтобы понимать, зачем ты вообще это делаешь, чтобы выдержать этот марафон. У меня такая мотивация была – сохранить легенды Резо. Я верю в то, что семья без мифологии – это просто люди, которые живут в одной квартире и ничего общего не имеют. А если есть у семьи корни, свои мифы, легенды и семейные предания, дети вырастут с корнями, а не будут просто шарами висеть в воздухе и не знать, кто они и откуда. Для меня было важно сохранить для детей и правнуков рассказы Резо о детстве, о семье. У нас дома много фотографий семейных, на которых предки с материнской, отцовской стороны, и мы всегда пишем, кто они – эти люди на снимках. И зрителю я могу сказать: пока живы дедушки, бабушки, попросите их надписать фотографии. Завтра вырастут дети – особенно в Америке, – они знать не будут, кто они такие, откуда родом. Тогда ваша собственная семья будет сильнее. Семья – это команда, которая проходит через испытания. И если команду не укрепить эмоционально, она не справится. Отец в 90-х годах уехал в Европу. И единственное, что увез с собой, был чемодан фотографий. И три года он кочевал по миру с чемоданом фотографий. Я вырос в семье, где все воспоминания отца всегда были важны. Потому всем, кому пришелся по душе наш фильм, я могу сказать: иди домой, расспроси своих родителей, как они жили, что они видели, и запиши. Для своих внуков.
