Оркестр Венской филармонии в Нью-Йорке

Что может дирижер?

Не секрет, что русская музыка наиболее адекватно звучит в исполнении русских оркестров и дирижеров, французская – в интерпретации французов, и так далее: как ни стерты сегодня национальные рамки, принадлежность к культуре и языку, воспитание в ее традициях дают артистам особое понимание сути и смысла того, что они исполняют. Особенно если исполнители – высочайшего класса.

Что может дирижер?

Вот почему гастроли оркестра Венской филармонии неизменно собирают аншлаги (и в этом равны только Берлинскому филармоническому), с кем бы из дирижеров они ни приезжали. А приезжают венцы всякий раз с кем-то другим: Гергиевым, Озавой, Вельзер-Мёстом, Мути, Булезом, Дудамелем... На сей раз дирижеров было два: в первых двух программах – родившийся в Венгрии Адам Фишер (больше известный как оперный дирижер и старший брат главы Будапештского фестивального оркестра Ивана Фишера), в последних – американец Майкл Тилсон Томас. До Америки Фишер гастролировал с венцами по Европе, исполняя Девятую симфонию Малера. Но МТТ, как называют его в Америке, в этом году отмечает 75-летие, удостоен серии «Перспективы» в Карнеги-холле, к тому же завершает свое многолетнее сотрудничество с оркестром Сан-Франциско, плюс известен записями всех симфоний Малера – в общем, Девятую Малера и еще одну программу отдали ему. Что помогло «наглядно» ощутить воздействие каждого дирижера на оркестр.

В первой программе были Бетховен и Барток – родная территория и для оркестра (в 1910 г., когда Барток сочинил свои «Две картины», исполненные в концерте, Венгрия еще была частью, хоть и автономной, Австро-Венгерской империи), и для дирижера. Фишер на редкость энергичен, порой до эксцентрики. Иные его жесты лучше видны публике, чем оркестрантам. Но его энтузиазм и интенсивное проживание музыки «завели» оркестр и как нельзя лучше совпали с динамикой и контрастами увертюры Бетховена «Леонора» №3, с эпическими масштабами «Героической симфонии» (где было так много незабываемого - от массивных кульминаций Траурного марша и триумфов финала до нежнейших, деликатных соло деревянных духовых) и с роскошными оркестровыми красками и танцевальными ритмами великолепных, хоть и ранних, пьес Бартока, первая из которых, «В полном цветении», кажется прообразом загадочного «Замка герцога Синяя Борода», а вторая, «Деревенский танец», напоминает о том, что Барток активно и оригинально занимался фольклором, преломив его сквозь призму европейского модернизма.    

Был и «бис»: «Императорский вальс» Иоганна Штрауса-сына у венцев - образец изысканного очарования и абсолютного исполнительского совершенства. Я не могла пойти на следующий концерт, где Фишер дирижировал шедеврами других венцев - Гайдна (дирижерский «конек» Фишера) и Моцарта и солировал Леонидас Кавакос, но программу с участием Игоря Левита пропустить не могла. В свои 30 с небольшим он один из самых известных сегодня пианистов, обладатель премии Гилмора и других престижных наград. Уроженец Нижнего Новгорода, начавший выступать еще ребенком и с восьми лет живущий в Германии, он был самым юным участником конкурса им. Артура Рубинштейна в Тель-Авиве, что не помешало ему получить тогда, в 2005 г., «серебро», приз зрительских симпатий и премии за лучшее исполнение камерной музыки и современного сочинения. Он из тех немногих пианистов, чьи выступления всегда сулят открытия, и в отличие, скажем, от Юджи Ванг, они результат не «волюнтаризма», основанного на ограниченном культурном опыте, а подлинного понимания музыки и стиля.

И на этот раз, в 3-м концерте Бетховена, кроме прозрений (каденция первой части!) было чисто бетховенское ощущение цели, движения, сюжета, а идеальное взаимодействие с оркестром сделало концерт именно концертом – в соответствии с оригинальным значением слова: «согласие, гармония».

Была еще пьеса американского классика Чарльза Айвза «Decoration Day» (так сначала называли «День поминовения», и МТТ предварил ее чтением программы, хотя слова разобрать было трудно) и Вторая симфония Брамса. Венцы и тут показали супермастерство, уважительно отнесясь к «не своей» музыке и постаравшись в родном Брамсе. Увы, при всей красоте отдельных моментов в симфонии не было ни огня, ни поэзии. Эдакий «автопилот», просто ноты, без брамсовской меланхолии, горных пейзажей, одиноких слез, подсмотренной радости... А как же Девятая Малера – последняя из оконченных им симфоний, почти полуторачасовая панорама страданий, сомнений, снов и отчаянной жажды жизни? Да примерно так же: все на месте, от красоты финала замирает сердце, но не покидает чувство, что этот оркестр способен на большее. И вот это уже зависит от того, кто стоит за пультом.  

Новости региона

Все новости