Хит в Мет: новая «Травиата»

Всем покидавшим Мет-оперу после премьеры новой «Травиаты» давали по бутылочке просеко с этикеткой Vintage Yannick.

Хит в Мет: новая «Травиата»

Всем покидавшим Мет-оперу после премьеры новой «Травиаты» давали по бутылочке просеко с этикеткой Vintage Yannick.

Но и без просеко настроение было приподнятым: спектакль, если не считать одной-двух странных деталей, удался, а к тому же впервые представил Янника Незе-Сегена как главного дирижера и музыкального руководителя Метрополитен-оперы, и приход молодого, энергичного, безусловно талантливого руководителя внушает большие надежды – особенно после слишком долгого, с болезнями и финальным скандалом царствования Джеймса Левайна, о котором теперь хотят поскорее забыть.

Спектакли Незе-Сегена в Мет, как и его концерты с Филадельфийским симфоническим оркестром, почти всегда вызывают ощущение подъема. В них есть не просто музыкальность, но динамизм, увлеченность, даже горячность. В этот раз и он, и оркестр Мет превзошли все ожидания: ни минуты расслабленности, ни одной упущенной возможности подчеркнуть особой краской или фразой эмоцию, бесценное умение «дышать с певцами»...

А с певцами, как ни имениты они в этом составе, «дышать» нужно очень и очень бережно. Потому что и Диана Дамрау (Виолетта), и Хуан Диего Флорес (Альфредо) не обладают мощными голосами и надо «подать» их так, чтобы они не потонули в огромном пространстве Мет и певцы не должны были биться с оркестром, а могли с полной свободой проявить свои лучшие качества. Что и произошло.  Диана Дамрау - певица умная и виртуозная, настоящий мастер и превосходная актриса, а партию Виолетты она уже пела в Мет – с тем же дирижером, в 2013 году. Хуан Диего Флорес – изумительный исполнитель итальянского бельканто, непревзойденный в операх Россини и Беллини, и именно благодаря белькантовому опыту он открыл в ней такие оттенки, о каких мы даже не подозревали, и слышать, как он лепит каждую фразу вердиевской музыки, как чувствует каждое слово, было чистым наслаждением.  

У Квинна Келси (Жорж Жермон) с мощью проблем нет: его баритон не так красив, как у Хворостовского или Маттеи, но легко заполнит любой зал, да и его коренастый тяжеловатый облик хорош для солидного, добропорядочного Жермона, не привыкшего к фривольности города.

На отношениях этой «троицы» держится «Травиата». И тут настает время сказать о режиссере-постановщике Майкле Майере, чей опыт театрального режиссера здесь сказался наилучшим образом: все сюжетные линии, все мизансцены и характеры разработаны так психологически точно и в таком органичном взаимодействии с музыкой, что знакомая, кажется, до последней ноты и слова история не отпускает тебя ни на секунду.

Я этого не ожидала. Мне нравилась предыдущая постановка - умная, лаконичная, современная, - созданная Вилли Декером, и к новой я была настроена скептически. Майер и его команда (декорации Кристины Джонс, костюмы Сюзан Хилферти, свет Кевина Адамса) вернули «Травиату» в середину XIX века, однако почти удушающую обилием подробностей декоративность парижского салона (один только рояль чего стоит!) соединили с несколькими метафорами и концептуальными ходами.

Занавес с большой белой камелией в центре (напомню, в основе оперы - «Дама с камелиями А.Дюма-сына) поднимается уже при первых звуках вступления. Эта музыка вернется в последнем действии как образ умирающей Виолетты, и сцена выглядит так же, как будет выглядеть в конце: полукруглая комната, высокие окна с драпировками, несколько фигур: служанка Анина, Доктор, Жорж Жермон... И кровать с умирающей Виолеттой, над которой склонился Альфредо. Только сверху сыпется снег. Все, что произойдет дальше, кажется потоком воспоминаний, всплывающих в сознании Виолетты.

В спектакле Декера время Виолетты неумолимо отсчитывали стрелки на огромном циферблате – то ненадолго застывая, то стремительно накручивая минуты и часы. У Майера другой символ: смена времен года. Первый акт, встреча, начало любви - весна: над сценой гигантский то ли букет, то ли цветущий куст, и гости разодеты не просто пышно, но пестро, даже кричаще, на грани вульгарности, и стены комнаты украшены умопомрачительной лепкой, да еще с золотом... Начало второго акта (в деревне) – нега и радость лета, и те же декорации с кроватью в центре кажутся залитыми солнцем, а отделившаяся от стен золотая вязь теперь напоминает изысканную садовую ограду.

Только с появлением Жоржа Жермона палитра чуть меняется: больше золота в сочетании с тонами заката напоминает о приближении осени. Сцена у Флоры – уже не просто осень, а тление, распад (феноменальная работа художника по свету и не менее феноменальные костюмы). Те же стены словно покрыты ржавчиной, веселые цвета туалетов сменились коричневато-бежевыми, густо-бордовыми, черными, хотя золота по-прежнему много – ведь речь все время о деньгах. И – опять кровать в центре сцены – постоянная и слишком навязчивая деталь, напоминание не только о болезни, но и о роде занятий Виолетты.

Вероятно, желанием все объяснить вызвано и появление на сцене сестры Альфредо. У Верди Жермон всего лишь показывает Виолетте ее портрет. Привести свою невинную дочь в «гнездо разврата», каким представляется ему загородный домик Виолетты, было для него немыслимо. Майер решил иначе. Девушка в белом отвлекает внимание, а уж проход ее в финальной сцене в длиннющей фате – совсем ни к чему.         

Других возражений у меня нет. «Травиата» - одна из самых совершенных опер в мире. Новый спектакль будет хитом, какой бы состав в нем ни пел. 15 декабря дневной спектакль будут транслировать в кинотеатры. Но если вы сможете посмотреть ее в Мет, сделайте это: увидите и прочувствуете больше.      

Что еще почитать

В регионах

Новости региона

Все новости

Новости

Самое читаемое

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру