Роль его блестяще исполняет худощавая блондинка средних лет Эллен Лорен, и это самое остроумное и точное «попадание» спектакля (согласно автору пьесы, Еврипиду, Дионис – женственный юноша с длинными золотистыми кудрями). В конце спектакля Лорен-Дионис появится уже в виде видавшей виды, но все еще энергичной уборщицы, с тележкой, нагруженной щетками, баками и пластиковыми мешками, и начнет деловито и с нескрываемым торжеством убирать следы разыгравшейся по воле Диониса трагедии.
Потому что «Вакханки» Еврипида - это трагедия, предостережение против культов, ослепляющих, заставляющих потерять рассудок. Именно так ее чаще всего и играют, и душераздирающая история Агавы, вместе с подругами-вакханками растерзавшей на куски собственного сына, юного короля Пенфея, ведет именно в этом направлении. Но последняя пьеса Еврипида, написанная в диктаторской Македонии, пока Афины, все еще в гуще Пелопонесской войны, восстанавливали у себя демократию, сложнее. Она предостерегает и против излишнего давления власти, против диктатуры, запретов, ограничений, но вместе с тем и против анархии: вырвавшиеся на волю дух и плоть способны на всякое...
Дионису, явившемуся в Фивы, чтобы насадить свой культ и отомстить за неуважение к себе, совсем не сложно увлечь народ своими ритуалами: тем, кто ему поклоняется, бог приносит вино, музыку, танцы, представления, забавные костюмы – иными словами, радость, свободу превратиться в кого хочешь (женщины могут заняться охотой, мужчины надеть женское платье и раскрасить лицо) и возможность забыть о реальности. И народ начинает громко защищать свое право на новые ритуалы: разноликая группа мужчин и женщин в одинаковых серых двойках (пиджак и длинная юбка), с палками в руках дружно декламирует свои требования, напоминая жестами и хороводами африканские танцы, а текстами и тем, как они произносятся (перевод Аарона Пучигяна), - греческую просодию.
По спектаклю рассыпаны комические моменты: вот старик Тересий, по пьесе - слепой провидец, в темных очках, забавной шапчонке и с оголенным торсом, радостно собирается (в паре с похожим на флоридского пенсионера Кадмом) подняться на гору, чтобы присоединиться к принявшим новую веру гражданам, вот наивный король Пенфей, упорно не желающий поддаваться новому, воспитанный в духе правил и разграничений, но движимый почти детским любопытством, переодевается в женское платье и с расширенными от возбуждения глазами мчится туда же, дабы подглядеть ритуалы вакханок... Современные словечки и образы просачиваются в монологи (жаль, что не все актеры нашли живую, современную интонацию, а предпочли просто отдаться мелодичному ритму декламации).
А когда наконец наступает трагическая кульминация и Агава (Акико Аизава), появившись с окровавленной головой в целлофановом пакете, начинает возбужденно щебетать по-японски (вот тут уже – никакой возвышенности), рассказывая о том, что случилось на горе и как она убила льва, Кадму, уже знающему, что никакой это не лев, а его внук, ее рассказ тоже звучит комично. Японский текст идет без перевода – и так все ясно. Прием остроумный и коренящийся в пьесе: у Еврипида Дионис привел с собой в Фивы азиатских женщин, чтобы доказать, как популярны повсюду его ритуалы. Но трагедия не сыграна, катарсиса нет.
Дом Кадма и Пенфея повержен, Дионис торжествует, его враг наказан, идея развлечений и бездумных празднеств победила. Но какой ценой? Не слишком ли жесток оказался бог? И не пора ли вакханкам после оргий на горе спуститься к их домам и семьям, отдаваясь лишь время от времени дионисийской «потехе»? Спектакль ответа не дает. В растерянности перед дилеммами человеческого бытия в сегодняшнем мире он начинает смеяться. Что ж, смотреть забавно. Но за ответами лучше обратиться к оригиналу. Он их, правда, тоже не дает. Но задуматься заставляет.
