«Касабланка» по-русски

Роман Каплан: «Я был в благодушном настроении и решил поговорить мягко, по-человечески. Я посмотрел на него и сказал: «Ну что, сука, застрелить тебя?».

Основателю легендарного ресторана «Русский самовар» Роману Каплану исполнилось восемьдесят. Таких, как Роман, нет, не было и уже не будет. Потому что таких вообще не бывает.

Роман Каплан: «Я был в благодушном настроении и решил поговорить мягко, по-человечески. Я посмотрел на него и сказал: «Ну что, сука, застрелить тебя?».
Роман Каплан празднует юбилей в "Самоваре"

Он умудрился появиться на свет в самую долгую ночь самого черного года - среди лютой зимы в ночь перед Рождеством по отвергнутому Григорианскому календарю в Ленинграде в 1937-м. В семье музыкантов - выпускницы Гнесинки и дирижера военного ансамбля. В колыбель положили – как всем – в равных долях возможность жить и умереть, но - в экстремальных условиях. Младенец, поцелованный богом в сердце, он ничего не делал сам – его причудливо провели через все жернова: сначала холод, зима, потом война, блокада, голод и снова холод - тот, что должен был убить мальца, но убил только несколько пальцев. Кто и как успел подхватить его, отогреть, донести до больницы, где ампутировали отмороженное – не узнать. Но он выжил в том госпитале, в той блокаде – сестрички подкармливали, - во время той страшной войны. И в сорок пятом – в семь с половиной лет – обрадовался слову «победа». Его учили всему – дома и в школе. Уровень его образованности сегодня требует сокрытия: чтоб собеседник не испытывал неловкости. Роман окончил в СССР Герценовский институт, учился в Эрмитаже в аспирантуре у М.А. Гуковского - занимался треченто и кватроченто - доренессансным искусством. Он учил языки, преподавал и переводил с английского, немецкого и французского. Более четверти века назад открыл ресторан и нынче отметил в нем юбилей.

Он в любой толпе опознавал своих и ему хватало языка и открытости, чтобы подойти. Первокурсником он увидел на Аничковом мосту группу туристов, одетых не по-питерски ярко. Спросил, откуда они. И милый худенький человек ответил, что они из Америки, из самого Нью-Йорка – актеры, участники спектакля «Порги и Бесс». Они поразили его раскованностью. А тот, кто заговорил с Романом, назвался Трумэном Капоте. Дальше, во время учебы в аспирантуре, именно Роману выпало в Эрмитаже провести экскурсию для Леонарда Бернстайна. Они переписывались потом несколько лет, а тяжелую долларовую монету, что Бернстайн подарил, Роман носил на цепочке на шее. Немудрено, что такого советского юношу ждали неприятности. О нем писали в газетах гадости, а когда брата выгнали из института, он решил уехать из Питера. Сначала - в Москву, а  когда стало можно - в Израиль, вместе с родителями и братом. В Израиле снова преподавал в университете. А потом написал повесть “Наша армянская кровь”. Виктор Перельман, издатель журнала “Время и мы”, опубликовал ее и пригласил автора в Америку - прислал документ, в котором писал, что автор едет в Штаты как представитель журнала для распространения русского искусства. Уезжать из Америки не хотелось. Роман остался. Знакомый нашел ему работу в Манхэттене - устроил Романа в доме на Парк-авеню швейцаром. Ночным портье. В его обязанности входило открывать и закрывать двери с 12 ночи до восьми утра. Благо, там жили пожилые люди, которые редко возвращались домой за полночь. Роман приносил с собой книги и мог читать до утра. Поутру шел отсыпаться в отель «Уинслоу». А вокруг сиял праздничный Нью-Йорк. Он ходил по улицам, разглядывал витрины, окна, и однажды встретил Беллу Ахмадулину, Бориса Мессерера, а с ними - американского профессора Тодда. Они шли в Колумбийский читать стихи.  В ту пору некто Нахамкин открыл галерею русских художников. Романа ему рекомендовали как человека, который разбирается в искусстве, он обещал взять его на работу, но не спешил. А тут в компании с Ахмадулиной и Мессерером они прошли пару кварталов и встретили Нахамкина. И эта компания произвела на него такое впечатление, что на следующий день он позвонил - и Роман начал работать у него.

Потом случилось самое главное – Роман встретил Ларису. Сорок лет спустя Роман говорит о жене с той же нежностью и любовью. А тогда Лариса первой устала от гостей: когда галерея закрывалась, все шли к Роману домой. Она приходила с работы и попадала в салон. И однажды не выдержала - сказала: “Если тебе хочется их поить и кормить - открой ресторан”. И Роман открыл. Сначала маленький - вместе с Нахамкиным. Потом свой “Русский самовар”. С одной стороны ресторана был бродвейский театр, с другой — открытая стоянка, и «Самовар» был виден издалека. А через год шоу сняли со сцены, а вместо стоянки построили высокий дом, который закрыл ресторан, и наступили тяжелые времена. Тогда Роман позвонил Иосифу Бродскому. Поэт в то время получил Нобелевскую премию. Они не были близкими друзьями, но были знакомы по Питеру, и поэт любил приходить в “Самовар”. «Помоги, если можешь», - попросил Роман. Бродский позвонил Барышникову, который был его близким другом. Так Роман получил помощь «с двух рук», как он говорит: и от русской литературы, и от русского балета. Ресторан окреп, но случилась другая беда – загорелась электропроводка и «Самовар» сгорел. Долгие месяцы хлопот со страховкой, ремонтом, восстановлением. Спасали снова друзья: после пожара пришел хоккеист Вячеслав Фетисов и предложил деньги на восстановление. Роман любит говорить о подарках: «Сережа Довлатов однажды купил самовар на барахолке и потратил все деньги. Так что самовар он нес на руках от Квинса до Манхэттена пешком. Потом всегда, когда приходил в ресторан, садился под своим самоваром». 

«Самовар» прошел огонь, воду и медные трубы, и устоял. После пожара наступило время воды: этажом выше кореец открыл сауну. Она протекала на “Самовар”. Вода струилась по стенам, картинам.

“Я решил в один прекрасный день поговорить с ним, - рассказывал Роман. - Мирно. Был в благодушном настроении и решил поговорить мягко, по-человечески. Поднялся к нему, позвонил, он открыл. Я посмотрел на него и сказал: «Ну что, сука, застрелить тебя?».

Спасибо – кореец всё понял.

На самом деле никакого «Самовара» нет.

– это МАЙЯ – иллюзия. Есть только Роман – он создал ауру этого места своим ровным дыханием. Потому что знает, что полицейские и воры одинаково хотят есть. А он – со своим самоваром – должен стоять над схваткой.

Я с тоской думаю, что если бы те, кто имеет деньги, имели бы еще и мозг, они могли бы понять, что Романа нужно снимать. И если бы СиАйЭй работала, как должна, она могла бы поделиться бесценными кадрами хроники, на которых Серёга Лавров в пору, когда был человеком, пел под гитару в «Самоваре», а Маша Захарова сидела в уголке под портретом Иосифа и изучала ландшафт по заданию. Много могли бы рассказать те, кто сидит на нарах в прекрасной Америке: благородное ворьё России, которые не грабили старушек-процентщиц, не рубили их топором и не решали заданную на дом задачу Федора Михайловича – тварь ли я дрожащая или право имею, - а грабили богатое государство: Медикейд–Медикер и другие госпрограммы.

Было бы русское кино на века, и начиналось бы, как «Касабланка».

Потому что «Самовар» – он только прикидывался рестораном в квартале бродвейских театров, а на самом деле был территорией, белой землей – ничейной, нейтральной полосой. На которой сходились все - как в Касабланке.

Кто помнит нынче, о чем на самом деле была «Касабла́нка» - романтическая голливудская драма 1942 года, поставленная венгерским евреем Кёртисом, с Хэмфри Богартом и Ингрид Бергман в главных ролях? А в кадре была Вторая мировая война, Марокко – колония вишистской Франции, забытый богом городок, откуда всем хотелось бежать. Перевалочный пункт, смешение всех языков и наречий, погон, валют, неопределенных правил игры и личных пристрастий.

В памяти остался только главный герой и его любовь. Рик Блейн – разочарованный ироничный американец, владелец маленького ресторана «У Рика». Ночного  клуба, где нальют любому - вишисту, нацисту, еврею, беженцу и вору. Невозмутимый, далекий от всех политических игр Рик на самом деле тайно поставлял контрабандой оружие в Эфиопию, когда страна боролась против итальянцев, в тридцатые – воевал в Испании на стороне республиканцев. И вообще был человек принципов, но каких - не ваше собачье дело!

Рик, не желающий рисковать из-за кого бы то ни было, символизировал в сорок втором равнодушие среднего американца к беде остального мира, пока не грянул Пёрл-Харбор. И показал, что придется меняться, когда тебе объявят войну. Именно к Рику прибегал уголовник Угарте, убивший двух немцев и так добывший документы, с которыми можно было свободно проехать по всем французским территориям, даже в нейтральную Португалию, откуда отплывали корабли в Америку. Для  беженцев, застрявших в Касабланке, документы были важнее хлеба. Угарте хотел  разбогатеть, продав их, но его хватала полиция с продажным капитаном Рено во главе, и уголовник отдавал документы Рику со словами: «Ты меня презираешь, - ты единственный, кому я могу довериться».

Рик прятал паспорта в фортепиано верного пианиста Сэма.

Дорогой Саша Избитцер, ау, что у вас там в белом рояле, подаренном Барышниковым? Даже не заглядывайте, играйте!

Только Рику доверяли все, только к нему мог прислониться каждый. Потому что Рик может найти решение и не побоится пойти на любой компромисс. Он не жаждет крови и не верит в войну. Мужчина с разбитым сердцем, умеющий слышать и сострадать.

Только у Каплана в «Самоваре» пели так, как в «Касабланке»! Пересмотрите фильм - как поют у Рика в знаменитой сцене, когда песню «Die Wacht am Rhein», которую запевает группа немецких офицеров, перебивает антифашист Ласло. Он заказывает оркестру «Марсельезу». Рик только тихонько кивнет, и запоет весь зал ресторана, заставляя немцев уйти. Ну и что, что в отместку нацист отдает приказ закрыть кабачок «У Рика»?! Есть вещи поважнее бизнеса. И в  закрытом ресторане тоже есть дела. Именно туда – в пустой зал – войдет утраченная некогда возлюбленная Рика и попросит отдать ей документы, наставив на него пистолет. Но не выстрелит, потому что любит его...

И когда закончатся все страсти-мордасти, Рик в ночи и тумане привезет ее в аэропорт и велит ей – любимой - лететь в Лиссабон вместе с мужем - Ласло. Потому что она пожалеет, если останется с ним: «Возможно, не сегодня, возможно, не завтра, но скоро и до конца своей жизни».

Верьте Рику. Верьте Роману, девушки! Он всегда любил только Ларису.

А уж фраза финальной сцены, когда Луи Рено, который сцену назад был врагом Рика, но неожиданно проникся пониманием чего-то высшего и пошел следом за Риком, могла стать эпиграфом к меню «Самовара» - «Луи, думаю, что это начало прекрасной дружбы».

И кому нынче дело до того, что премьеру фильма приурочили к великому событию: в ноябре 1942 года союзные войска заняли Касабланку, а в январе 1943 года там прошла встреча Рузвельта и Черчилля. В памяти осталась только любовь. Если бы Рика сыграл молодой Рональд Рейган, как планировали на стадии сценария, мне было бы проще провести параллель, но и с Богартом я могу сказать, что Роман Каплан – самая большая потеря дипкорпуса новой России. Был вам дипломат, господа, а вы его проморгали. Поверили в образ, который он создал - хозяина ресторана, - и не услышали от всех поэтов, что ресторан называется «У Каплана» - так же, как было «У Рика».

Рик, который был символом равнодушия к чужой далекой войне, стал символом мира для всех воюющих сторон спустя каких-то полвека.

Спасибо тебе, дорогой, за всех накормленных и обогретых. И – как учили деды – до ста двадцати! Будь!

Что еще почитать

В регионах

Новости региона

Все новости

Новости

Самое читаемое

Популярно в соцсетях

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру