Его «Укрощение строптивой» получилось современным, смешным, лиричным, саркастическим, трогательным и... московским. Без особого трепета перед Шекспиром, без почтения к историческим деталям, зато с узнаваемой, сегодняшней пластикой, органично скомбинированной с элементами классической лексики. Костюмы, сочетание простоты с московским шиком (Огюстен Майо), минималистски точные, подвижные декорации: лестницы, колонны, тумбы (Эрнест Пиньон-Эрнест), ненавязчиво точные свет и видео (Доминик Дрийо) - все выявляет характеры, служит рельефным фоном для мизансцен и дает исполнителям простор для танца, а зрителю - простор для воображения.
Попытки сравнивать балет с оригиналом смысла не имеют, потому что Майо берет из него лишь сюжетную канву, да и то - пунктиром, и не собирается за это извиняться. К тому же шекспировское «Укрощение» всегда было комедией неоднозначной, да и нравы сегодня сильно изменились, так что интерпретации могут быть разными. Французский хореограф выбрал свою и сделал балет о любви. Петруччио пробуждает в Катарине женщину и «берет» ее не силой, но любовью. Хореограф пишет об этом в либретто: «...они открывают друг друга. Их маски сняты. Война окончена...».
Майо - отличный рассказчик (о чем мы знаем по спектаклям балета Монте-Карло, который он ведет четверть века, ставя спектакли только для него). Получив в свое распоряжение практически безграничные возможности труппы Большого театра, он воспользовался ими сполна, не изменив себе, но создав на сей раз особенно концентрированный и многослойный пластический текст, полный деталей и сложностей - виртуозных и психологических. Не желая упускать счастливый случай, придумал несколько новых ролей и сюжетных линий - например, открывающую спектакль перед занавесом Экономку (Янина Париенко), больше похожую на светскую львицу «московского разлива». По отзывам танцовщиков и тех, кто видел премьеру 2014 года, работа над балетом преобразила и труппу. Спектакль получил три «Золотые маски» и был с восторгом принят даже придирчивыми лондонскими критиками.
Подготовленная несколькими статьями в прессе и очарованная Большим в «Бриллиантах», нью-йоркская публика раскупила билеты на все шесть спектаклей в театре Дэвида Кока. Первый, однако, не обошелся без приключения: в середине первого действия в партитуру вторглись негромкие, но настойчивые звуки противопожарной сигнализации. Нечто нечленораздельное произнес женский голос. Кое-кто поспешил к выходу. Между тем оркестр Сити-балета под управлением дирижера Большого театра Игоря Дронова и танцовщики мужественно боролись с интонационно и ритмически чуждыми звуками и спектакль продолжался. Но внимание публики было отвлечено. Прошло несколько минут, пока кто-то не сказал «false alarm» и все вернулось в норму. Перед началом второго действия Найджел Редден, директор фестиваля Линкольн-центра, вышел на авансцену, извинился за беспокойство, поздравил исполнителей с тем, что несмотря ни на что продолжали свое совершенное выступление, и сказал, что причину расследуют.
Майо с самого начала хотел, чтобы балет шел на музыку Шостаковича, услышав в ней близкую себе (и сюжету) иронию, напор, агрессивность , ритмическую остроту и нежную лирику. Переслушав, кажется, все, что существовало в записи, собрал балетную партитуру из 25 фрагментов, в основном - киномузыки. Галопы, польки, вальсы пришлись кстати. Самые красивые лирические страницы достались «благополучной» паре: Бьянке с Личенцио (как всегда, отточенно-поэтичные Ольга Смирнова и Семен Чудин) - у них по большому дуэту в каждом действии. Куда мрачней и драматичней палитра Катарины и Петруччио.
Тот, кто знает музыку Шостаковича, могут растеряться, услышав ее в непривычном контексте. Но «Не спи, вставай, кудрявая» в веселой сцене свадьбы главных героев или траурные аккорды «Вы жертвою пали», сопровождающие Катарину в послесвадебном путешествии в дом Петруччио, не только метко «попадают» в настрой сцены, но и добавляют - для тех, кто знает, новый слой ассоциаций. Сложнее с музыкой Камерной симфонии (Восьмой квартет) - уж слишком связана она с трагедией либо войны (музыка первоначально создавалась для фильма о бомбардировке Дрездена), либо самого Шостаковича (партитура пронизана его темой-монограммой ), и видеть, как под нее разворачивается последняя перед соитием, нарастающе чувственная схватка героев, странновато. Но тех, у кого эти ассоциации возникнут, мало и, как всегда бывает с музыкой, исторические ассоциации со временем уйдут в прошлое.
Можно соглашаться или нет с концепцией и хореографией спектакля, но невозможно отрицать блеска и отдачи, с которыми работает труппа Большого - от Вячеслава Лантратова и Екатерины Крысановой в главных ролях, требующих немалой образной амплитуды от каждого, до уморительных, но очень разных Игоря Цвирко (Гортензио) и Вячеслава Лопатина (Гремио).
Один из лучших моментов спектакля - его неожиданно мимический финал, на сделанную Шостаковичем обработку “Tea for Two” (в России она известна как «Таити-трот», и сделана была в 1927 году, сама же песенка была написана Винсентом Юмансом для мюзикла «Нет, нет, Наннет» в 1925). Итак, под очаровательные звуки популярной песенки-фокстрота прыжки и танцы прекращаются, а идет светское чаепитие, где жены должны «вести себя прилично», но все, кроме Катарины, вдруг проявляют спесь, что намекает на грядущие семейные бури. Такой конец куда мягче, чем у Шекспира, и забавнее, но для этого спектакля - идеален. К тому же оставляет публику в чудесном настроении, а это очень нужно и в Москве, и в Нью-Йорке, и даже в Монте-Карло.
