У нас есть Рахманинов

Даниил Трифонов и Нью-Йоркская филармония в аншлаговом фестивале

Это был четвертый из пяти концертов первой программы Рахманиновского фестиваля, включающего четыре разных программы и 12 почти ежедневных концертов, которые идут до конца ноября. 

Даниил Трифонов и Нью-Йоркская филармония в аншлаговом фестивале

Все билеты проданы. Судя по 100-процентной плотности заполнения Дэвид Геффен-холла, фестиваль обещает стать финансовым пиком всего сезона Нью-Йоркского филармонического оркестра, придумавшего этот фестиваль и играющего в нем под управлением трех разных дирижеров.

Любовь к музыке Рахманинова? Несомненно. Но в первую очередь – к 24-летнему Даниилу Трифонову, вокруг которого и выстроен фестиваль. Он участвует в каждой программе, а в первой – той, что прошла 5 (пять!) раз, даже играл два опуса Рахманинова для фортепиано с оркестром – Рапсодию на тему Паганини и Второй концерт. К тому времени, когда я оказалась в Геффен-холле, Трифонов, игравший эту изнурительную программу четвертый день подряд, должен был бы чувствовать себя хоть слегка уставшим, особенно если учитывать его хрупкое сложение (не сравнишь, скажем, с Бронфманом, Кисиным или Мацуевым).

Но ни следа усталости в его игре я не заметила. Заметила небывалую серьезность, сосредоточенность, полное слияние с музыкой и такую естественность, словно музыка была написана не Сергеем Васильевичем, а самим Даниилом Трифоновым. Трифонов чувствует пульс и дух музыки Рахманинова (кстати, с детства горячо любимой, но до недавнего времени им не исполнявшейся). Он «дышит» вместе с Рахманиновым. Но при этом слышит его музыку по-своему, куда прозрачней, яснее, чем другие, и... проще, без сентиментальности и пафоса, но с нежнейшей, почти застенчивой, сокровенной, интровертной лиричностью; без громыхания, но электризуя летящей стремительностью пассажей и сияющим «металлом» октав и достигая ошеломляющих эффектов в немногие, тщательно подготовленные моменты триумфальных кульминаций.

И это сочетание органичности и свежести по сути и оправдывает весь рахманиновский фестиваль – музыка-то знакомая, даже заигранная, Второй, Третий и Рапсодию можно услышать в Нью-Йорк не один раз в течение каждого сезона, а уж записей вообще не счесть, и интернет ими полон, слушай – не хочу. Но Трифонов уникален. Вот и рвутся его послушать, а в конце выстраиваются в фойе в длиннющую очередь за автографами на его новом диске: "Вариации Рахманинова".

Рапсодия на тему Паганини и Второй концерт – разные, и Трифонов это прекрасно понимает. Второй концерт (1901) – музыка молодости (Рахманинову и 30 еще нет) и надежды, первое после тяжелейшей депрессии и трехлетнего композиторского паралича крупное сочинение; это возвращение к сочинительству, что для Рахманинова, всегда считавшего именно это своим главным делом, означало возвращение к жизни. И знаменитые колокольные аккорды в его начале, которые Трифонов играет строго, размеренно, в последовательном нарастании - приближении к певучей, широкой мелодии оркестра, звучат символом этого пробуждения к жизни, свету, красоте.

Рапсодия же, датированная 1934-м, с ее повторяющимся мотивом смерти (Dies Irae) и мрачно-гротесковыми «дьявольскими» моментами, несет следы пережитого опыта и ощущение приближающейся катастрофы. У Трифонова был отличный партнер: оркестр вел живущий в Америке, родившийся в Румынии, талантливый скрипач и теперь уже известный, хотя и молодой дирижер Кристиан Макелару. Взаимодействие оркестра и дирижера было идеальным, и за кулисами Макелару сказал мне, что «виноват»  Трифонов: «Он дает идею, но не бросается в нее, не настаивает сразу, а ждет, когда я на нее откликнусь». Время на отклик отсчитывается порой долями секунд, так что дирижер тут скромничает. Посмотрим, как будут "откликаться" в следующих программах Нееми Ярви (19, 20, 21 ноября) и Людовик Морло (24, 27 и 28).  Средневековая мелодия Dies Irae (День Гнева) появляется и в мрачной симфонической поэме «Остров мертвых» (1809) по полотну Беклина (его версия есть в Музее Метрополитен) – с нее начался концерт. В тот вечер, 14 ноября, через сутки после парижской трагедии, это казалось роковым совпадением. И отвечая на восторженные аплодисменты публики, Трифонов сыграл не фантазию на темы «Летучей мыши», которой заканчивал выступления в другие дни, а Менуэт Шуберта, написанный на смерть брата, похожий на печальную баховскую сарабанду. Сыграл так, что потрясенная публика уже не могла  разразиться криками, овациями и требованием новых «бисов». Аплодировали недолго. Но, кроме боли, уходили с ощущением света – от музыки Рахманинова, от того, как она была исполнена. «У НАС есть ЭТО», - думала я, идя по вечернему Манхэттену и вспоминая темы Второго концерта.

Что еще почитать

В регионах

Новости региона

Все новости

Новости

Самое читаемое

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру