- Мария Александровна, Вы оставили Россию 15 лет назад, уехав не откуда-нибудь, а из самого Санкт-Петербурга! Другие стремятся попасть туда, а вы почему-то - оттуда...
- Прежде всего, я не коренная петербурженка. Родилась в Узбекистане, много лет жила в Ялте, в 1988 году поменяла ялтинскую квартиру на Петербург, тогда еще Ленинград. В этом чудесном городе у меня была прекрасная работа в музее-квартире Пушкина, на Мойке, 12.
- Разве такой город и такую работу бросают добровольно?
- Не хотелось бы об этом говорить, но... все десять лет, что там прожила, я чувствовала себя чужой. Город великолепных дворцов, музеев, проспектов и фонтанов, - а назвать его своим может лишь тот, кто в нем родился. Самое главное - мне было страшно оставаться в той стране. Вроде бы всем разрешили свободно выезжать и возвращаться, и лихие 90-е миновали, - но страх мучил постоянно, я думала, что эта мышеловка вот-вот захлопнется. Уехала - и ни разу об этом не пожалела. Самая большая моя потеря - работа в музее. Вот этого жалко. А если есть у меня ностальгия по какому-то городу, то она, конечно, по Ялте.
- Но в Ялту Вы тоже не вернулись, а подались в Южную Америку, где то война, то революция, то переворот. Еще свежи в памяти газетные статьи о том, что творила в 70-х - начале 80-х аргентинская военная хунта: массовые аресты, пытки, убийства без суда и следствия...
- Знаете, если поспрашивать старых русских эмигрантов, живущих в Аргентине, они скажут, что все происходило совсем не так, как писали газеты. Перегибы со стороны военных и полиции были, но лишь как ответ на действия красных коммунистических партизан, которые убивали, насиловали, взрывали, и с этим требовалось покончить. Но я и не хотела бы жить в то смутное время. А почему именно в Аргентину уехала? Да просто не было выбора! Сорок пять лет, денег никаких, профессия - непопулярная для заграницы: учитель русского языка и литературы.
В молодости была я девушка восторженная, гуманитарная. Представляла, как впервые войду в класс, буду учить детей, сеять разумное, доброе, вечное. Диплом московского пединститута, три года работы учителем в Ялте, еще столько же - в Петербурге. Но разочаровалась в профессии, поняла, что я не учитель, надо искать что-то другое. Это «другое» нашлось в музее на Мойке, 12: бумаги, книги...
- В своем письме вы назвали причиной эмиграции боязнь за сыновей...
- Это верно, я не хотела, чтобы они служили в российской армии. Хотя, когда мы уезжали, им было 13 и 14 лет, до призыва было еще далеко, но не так уж они прекрасно учились в школе, в институт могли и не поступить, поэтому я за них очень боялась.
- Вроде сегодня в России эта проблема решается просто: сыновей откупают от солдатчины...
- Не могу себя представить дающей взятку. Просто не умею этого делать. К тому же я была скромным сотрудником музея, двое детей-школьников, алиментов не получала. Мы жили на такие копейки, что ни о каком откупе и речи быть не могло.
В нашей ситуации выход был один: отъезд. Аргентина как раз выдавала гражданам России, Украины и Казахстана въездные визы сроком на год. И я поехала. С двумя сыновьями и тремя сумками. Вот такая я сумасшедшая. Ничего не знала про эту страну, никого здесь не имела. Никаких пособий, страховок не получила, только право на работу. Через год визу мне продлили, еще через год - подала бумаги на постоянное жительство.
- На жизнь чем зарабатывали?
– Вы же знаете: в эмиграции многие женщины начинают с мытья полов. И я тоже с этого начинала. Сейчас смеюсь над собой. Дело в том, что я очень плохо умею вести домашнее хозяйство. Наймусь мыть полы - меня через два-три дня выгоняют. Несколько месяцев поработала в булочной - вспоминаю то время, как страшный сон!
В этом смысле моя карьера не задалась. К счастью, меня взяли на работу в две русские библиотеки: одна при скаутской школе, там дети занимаются, ставят спектакли на темы русской жизни, вторая - при Доме чинов русского корпуса. Попала на свои любимые книги, начала приводить в порядок. В чем, в чем, а в книгах я разбираюсь.
- Про библиотеки мне понятно, про Дом чинов русского корпуса - не очень...
- Во время Второй мировой войны старые русские эмигранты, после Октябрьского переворота оказавшиеся в Югославии, объединились в так называемый Русский корпус на Балканах. Корпус, численность которого доходила до 17 тысяч человек, воевал против красных партизан Тито. В него также вступали бывшие красноармейцы, бежавшие из немецкого плена. В конце войны все, кто сумел избежать выдачи советским властям, уехали в Южную Америку, в США или в Австралию. Добравшиеся до Аргентины основали Союз святого Александра Невского. Дом, в котором я работаю, принадлежит этому Союзу.
- Давайте вспомним, что русская эмиграция в Аргентину началась задолго до Второй мировой...
- Уточню: в Аргентину и Парагвай. Было несколько волн. Та, что пришлась на начало ХХ века, считается нулевой. Тогда почти 200 тысяч человек приехали на заработки из западных областей Российской империи. Работали на фабриках, в поле.
Многие не успели вернуться на родину: началась Первая мировая. После Гражданской войны в России - первая волна эмиграции, в конце 1940-х годов - вторая волна. Эмигранты того периода много пользы принесли стране. Очень мало кто из них дожил до наших дней, а те, что дожили, - почти все одинокие и совсем старенькие: под 90 лет и больше.
- После русских разносолов к здешним продуктам долго привыкали?
- Ну какие здешние продукты? Идешь в магазин, покупаешь макароны и дома варишь. Я никогда не была хорошей кулинаркой, кусок мяса поджарить могу - и ничего такого. Конечно, есть вещи, по которым скучаешь. Например, с гречкой здесь проблема. Местная гречка жуткая, да и то в магазинах бывает редко, ее аргентинцы не едят. Если узнаем, что кто-то из России к нам едет, просим: привезите для наших стариков 6–7 кило гречки. Ну, понятно, здесь нет селедки, нет кефира, но без этого можно жить, правда?
- Правда. А как насчет русских магазинов и газет?
- Там, где я живу, - один магазин и одна газета, основанная еще в 1948 году, «Наша страна».
- В смысле - Аргентина?
- Нет, Россия. Аргентинского в этой газете почти ничего, если не считать некрологов, когда кто-то из русских эмигрантов скончается.
- Тогда вас спрошу: Аргентина - ваша страна?
- Не знаю. Пожалуй, я не там и не здесь. Сама по себе.
- А дети ваши?
- Думаю, они себя ощущают в своей стране. Так и мне Аргентина нравится очень, просто я ее мало видела. Нравится, что в людях здесь совершенно нет агрессии. За 15 лет мне всего один раз нахамили! А в Петербурге выходила из дома, как на бой: в автобусе пихнут, толкнут, гадость какую-нибудь скажут. Здесь мне спокойно. Войду в магазин - люди навстречу улыбаются, расплачиваюсь на кассе - кассирша поздоровается, спросит, как дела.
С другой стороны... испанский язык плохо знаю, местное телевидение не смотрю. Оно здесь совершенно дурацкое. По приезде купили подержанный телевизор, я смотрела какие-то передачи, сериалы, пыталась таким образом учить язык. Дети на меня злились: «Там только кривляются или задницами крутят, зачем тебе это надо?» Куда-то его унесли, больше мы телевизор не покупали. Иногда что-то в Интернете прочту. Кто-нибудь из знакомых приедет из России, начну их водить по городу и неожиданно сама нахожу такие интересные места! А одна - ну куда я пойду?
- Сыновья, когда вы их увозили из России, были детьми, не могли сами решать свою судьбу. Они вас не упрекают в том, что вы лишили их родины?
- Всегда этого боялась. Но пока, слава Господу... Надеюсь, никогда не упрекнут. Они вписались в аргентинскую жизнь, оба на хороших работах, у обоих невесты аргентинки. Николай, старший, школу окончил и еще кучу всяких курсов.
Он специалист по компьютерам. Младший, Андрей, окончил колледж, по профессии лесовод, работает в природном парке. У их мамы - две библиотеки и прочие дела: завтраки раздать, старушку сопроводить на прием к врачу, за пенсией... На булавки себе зарабатываю. Но если бы не сыновья, то я даже квартиру не могла бы снять.
- Ваша любовь к книгам, к литературе им передалась?
- Увы, нет. Пока они были маленькие, я им очень много вслух читала. Подросли, пошли в школу, и я сказала: «Хватит, вы уже большие, самим пора читать». У нас в доме было полно книг, но читать они не стали.
- Зато теперь у них мама библиотекарь, и не только: в Интернете люди вас называют публицистом и историком русской эмиграции Аргентины. Чем заслужили это звание?
- Люди ко мне слишком добры. Хотя кое-что я сделала, это правда, недаром прежде работала в музее, а теперь - в библиотеке. Через мои руки прошло больше трехсот книг и брошюр, авторы многих из них - старые русские эмигранты.
Специально освоила компьютер, чтобы хоть в общих чертах описать историю русской колонии, церковных школ, православных храмов Аргентины. Публиковала статьи на сайте Emigrantika, в журнале «Кадетская перекличка». В прошлом году в Петербурге вышла моя монография «Русские книги, изданные в Аргентине. ХХ век».
Писала о русских могилах на Британском кладбище в Буэнос-Айресе. Все это мне удалось еще и потому, что почти все прожитые здесь годы я общалась в основном со старыми эмигрантами. Слушала их рассказы, много записывала. И сама рядом с ними старая стала...
- Не говорите о себе так. Женщина старой не бывает, она бывает молодой и не очень молодой.
- Вы знаете, стариков своих я очень люблю, но... Я постоянно с ними! И у меня здесь нет ровесников, с кем бы я могла общаться. Нету! Из-за этого какой-то слом наступил. Если я не дома - значит, у стариков. Так весь день проходит. Слушаю их разговоры о болезнях и лекарствах, навещаю в больницах, в старческих домах. А эти бесконечные похороны! Мы с одним старичком смеемся: «Следующее свидание - на Британском кладбище». Это нелегко, я вам серьезно говорю...
- Отлично вас понимаю. Ну, и последний вопрос - о России, якобы встающей с колен. Не кажется ли вам, что в такое время следует быть со своей страной, с ее народом?
- На этот вопрос я отвечать не буду. Не мне судить - встает Россия с колен или не встает. Это вправе сказать человек, который там живет или хотя бы раз в год туда приезжает. К тому же я не думаю, что должна в любой момент быть со своим народом. Я не героиня...
«Когда страна прикажет быть героем, у нас героем становится любой»... Страна, из которой уехала Мария Кублицкая, уже давно не морочит головы своим гражданам песнями о липовом героизме и равнодушно наблюдает за тем, как они покидают ее пределы.
