Когда Энни исполнилось семнадцать, отец, богатый судостроитель и коммерсант, поощряя интерес дочери к точным наукам, порекомендовал ей пойти учиться в Уэсли-колледж - учебное заведение нового типа, отвечавшее веяниям времени. Новизна заключалась в том, чтобы женщинам была дана возможность получить столь же основательное образование, какое прежде было доступно лишь представителям «сильного» пола.
В Уэсли Энни Кэннон изучала физику и астрономию. Получив степень бакалавра, она вернулась домой и жила с семьей в течение 10 лет. Интерес к астрономии не ослабевал, и Энни специально ездила в Италию и Испанию наблюдать солнечное затмение. Кроме того, она увлеклась фотографией. Это все были приятные вещи. Но за это время в ее жизни случились и неприятные события - обнаружилась и начала быстро прогрессировать глухота.
После смерти матери Энни возобновила занятия, сначала в Уэсли, а потом в Ратклиф-колледже - тоже специфически женском учебном заведении, задуманном как «Гарвард для девушек». Впрочем, именно тот, другой, исконно «мужской» Гарвард сыграл исключительную роль в ее жизни. В 1896 году она начала работать там в обсерватории по предложению ее директора Эдварда Пикеринга и задержаласьѕ на 44 года.
Пикеринг предложил Энни заняться изучением фотоизображений звездного света, пропущенного через телескоп и спектроскоп. Идея объединить оба эти прибора открывала перед астрономами конца ХIХ столетия совершенно новые, невиданные доселе возможности.
В обсерватории была сформирована специальная исследовательская группа - одни женщины, под руководством Вильямины Флеминг. А когда Вильямина в 1911 году умерла, программу астрономической фотографии возглавила Энни Кэннон - эта работа прославила ее имя.
Успех измеряется поистине «астрономическими» цифрами: когда Энни принимала дела, коллекция Гарвардской обсерватории состояла из 200 тысяч фотопластинок, после нее в фонде насчитывалось полмиллиона. Этот рекорд не зафиксирован в Книге Гиннесса, но тем не менее он заслуживает упоминания - самый крупный в истории массив научной информации, собранный исследователем-одиночкой.
Энни и ее сотрудниц прозвали «компьютерами» - настолько изощренной была работа, которую они выполняли вручную. Нужно было проанализировать «образ» каждой звезды, основываясь на неповторимых особенностях ее спектра. Кэннон разработала простую и эффективную систему классификации, которую потом стали использовать астрономы всего мира - систему, которую прозвали «гарвардской». Эта женщина была настолько дотошной в работе, что в ходе рутинного просмотра сотен тысяч фотографий умудрилась открыть пять новых и 300 переменных звезд.
Возникает вопрос: а кто финансировал эту работу, казалось бы, такую далекую от повседневных практических нужд нашего бренного мира? И тут всплывает имя Генри Дрейпера, нью-йоркского врача, который был астрономом-любителем и сделал первую фотографию звездного спектра в 1872 году.
Его вдова Мэри решила увековечить достижения покойного супруга и учредила в его честь фонд, под эгидой которого осуществлялся уникальный проект - издание 10-томного каталога. Публикация началась под руководством Кэннон в 1918 году и продолжалась шесть лет. Титанический труд, итогом которого был капитальный свод - описание 350 тысяч звезд. Но и это не все: после 1925 года Кэннон затеяла продолжение, которое выходило на протяжении всей ее жизни и даже после смерти - до 1949 года. В этих дополнительных томах описаны звезды Млечного Пути, Большого Магелланова Облака и некоторых других космических зон.
Среди созвездий Энни Кэннон, возможно, чувствовала себя уютнее, чем в несовершенном земном мире, в котором ей довелось испытать немало незаслуженных несправедливостей. Собственно, к ней лично никаких претензий не было.
Проблема заключалась в том, что в то время, когда она жила, - не такое уж, впрочем, далекое от нашего - женщина во многих областях знаний, в том числе и в астрономии, не воспринималась как существо, равноценное мужчине.
Ученые Джон Лэнкворд и Рикки Слэйвингс писали по этому поводу: «Хотя в этой области работало не так уж мало женщин, именно по признаку пола устанавливалось, кому собирать информацию, кому ее отбирать, кому анализировать и кому публиковать результаты. Распределение ролей отражало позицию астрономов-мужчин, как они воспринимали своих коллег-женщин, и это, в свою очередь, было зеркальным отображением ценностей американской культуры».
Вот и получалось, что Кэннон, которая большую часть своей жизни - более четырех десятилетий - провела в Гарварде, почти все это время не имела официальной ученой должности, считалась куратором астрономической фотографии.
Члены специальной комиссии, проверявшей ее работу, были поражены точностью и аккуратностью - она успевала классифицировать до 300 звезд в час! «Это аномалия, - признавалось в заключении комиссии, - что, будучи признанной величайшим из всех живущих экcпертов в этой области и выполняя в обсерватории столь важную работу, она до сих пор не имеет официального статуса». Лишь в 1938 году - за два года до пенсии и за три до смерти - она стала «штатным» астрономом.
Аналогичная история произошла с выборами в Национальную Академию наук. Считалось, что членство определяется исключительно научными заслугами. Но в действительности было иначе. В 1923 году по инициативе двух видных ученых была поставлена на обсуждение кандидатура Энни Кэннон. Ни одна женщина до нее не удостаивалась чести быть избранной в Академию. Не удостоилась и Кэннон.
Несмотря на то, что за нее ходатайствовали несколько выдающихся астрономов и заслуги вроде бы не вызывали сомнения, консервативное большинство ее провалило. Что делать, предрассудки живучи.
Энни воспринимала это без обид, во всяком случае внешне. К тому же знаков признания и наград и без того было достаточно. Шесть почетных докторских степеней - четыре американских и две иностранных. Причем одна из них - из Оксфорда. Впервые в истории этого почтенного университета доктором стала женщина.
Точно так же первой из женщин она была удостоена в 1931 году престижной Золотой медали Генри Дрейпера - кстати, от той самой Академии, которая так и не приняла ее в свои ряды. Первая женщина, избранная в Американское Астрономическое общество.
Нет, все-таки много брешей она успела пробить в бастионе мужского шовинизма в науке. Чтобы тем, кто пойдет по ее стопам, было легче, из собственных средств учредила премию, присуждаемую раз в три года женщинам-астрономам (эта специальность - мужского рода, не скажешь - «астрономка»), которые зарекомендовали себя какими-то заметными открытиями.
Неудивительно, что в 1929 году Национальная лига избирательниц назвала Кэннон в числе 12 величайших женщин Америки (из числа живущих). А позже, уже в конце ХХ века, феминистки не раз поднимали ее на щит за все то, что она сделала для утверждения женского равноправия.
Невзгод, однако, на ее долю выпало немало. Еще в детстве начались проблемы со слухом, которые довольно быстро привели к полной глухоте. Этот дефект, однако, не мешал ей вести активный образ жизни. Она путешествовала, выступала с лекциями, много времени проводила в экcпедициях. Главным образом на астрономической станции от Гарвардского университета в Арекипа, в Перу - там велась съемка звезд Южного полушария.
Дом Кэннон в Кембридже, штат Массачусетс, прозванный «Звездным коттеджем», всегда был полон гостей, ее навещали известные ученые со всего мира.
Почти до самой смерти - а она умерла в 77 лет - Кэннон не прекращала исследования, цель которых определяла весьма скромно: «Мы стараемся увеличить сумму человеческих знаний в том, что касается звездного света».
