Заодно хотелось узнать , что происходит с музыкальной журналистикой в сегодняшней России. А еще мне удалось побывать на книжной ярмарке «Non-Fiction», на выставке работ Натальи Гончаровой, на концерте талантливого композитора Кузьмы Бодрова в маленьком зале, открытом Московской филармонией при Зале им. Чайковского, а также в Большом театре, где я час разговаривала с Владимиром Уриным, который с минувшего лета является директором Большого театра. Все это породило весьма разнообразные мысли и эмоции, которыми хочу поделиться с читателем.
Все пишут и пишут...
Хотя вышеупомянутая конференция была полна жалоб на печальное положение классической музыки в России, дела на первый взгляд не так уж плохи. Кроме радио «Орфей» (что-то вроде нью-йоркского WQXR), классическая музыка (и, главное, очень хорошие регулярные образовательно-просветительские программы о ней) постоянно фигурирует на «Радио России» и даже появляются на «Маяке». Интернет полон музыкальных сайтов (в основном рекламно-информационного характера).
Журнал «Музыкальная жизнь», в котором я в свое время работала редактором, приобрел глянцевую обложку и печатается на прекрасной бумаге с цветными иллюстрациями. В январе появился новый «Музыкальный журнал» - тоже глянцевый и ежемесячный (его издатель - Фонд Ирины Архиповой), есть несколько музыкальных газет, а на телевидении время от времени дают большие интервью музыкальные знаменитости вроде Дмитрия Хворостовского или Юрия Башмета (увы, почти исчезнувшие с американского телевидения, даже из вечерних программ Чарли Роуза на PBS или в «60 минутах» на CBS).
Концертная афиша, конечно, ни в какое сравнение с Нью-Йорком не идет (в этом отношении у него один конкурент - Лондон), но четыре программы оркестра Венской филармонии под управлением Тилемана или выступления «Концертгебау», чередующиеся с концертами многочисленных московских оркестров и солистов вроде Даниила Трифонова и Вадима Репина, плюс сонм концертов старинной музыки, выступлений молодых исполнителей и всевозможных празднично-юбилейных сборных программ - отнюдь не свидетельство упадка.
Есть даже отдельный журнал-справочник «Филармоник», публикующий расписание всех концертов в залах Москвы. А в упомянутом Камерном зале, кроме прочего, есть теперь серия, представляющая современных композиторов - с музыкой и интервью...
Вот только публика ходит плохо. За Венскую филармонию, конечно, платила любые деньги, а вот на «рядовых» программах - полно свободных мест. Но такое и у нас не редкость. Диски, увы, дороги (вот хороший подарок друзьям-меломанам в России). Но что по-настоящему огорчило, так это качество материалов о музыке. Пишут в основном длинно и плохо, суконным, тусклым или малограмотным языком, по старым шаблонам. Иногда кажется, что авторы ни музыки толком не знают, ни книг хороших не читают (а без чтения, да еще и постоянной работы выразительным и точным стилем никогда не овладеешь). Ни исполнителю, который часто ждет профессионального мнения со стороны (в этом недавно признался даже такой известный дирижер как Владимир Юровский), ни любителю, которому хочется сравнить свои ощущения с оценкой критика, ни тем более потенциальному слушателю, которого надо привлечь к музыке, пользы от этих текстов - никакой. Разве что слюнки пустить, прочитав имена зарубежных звезд, выступающих на международных фестивалях, хотя сами материалы оттуда, опять же, малоинтересны.
Интересно читать только Алексея Парина. Но он - мэтр, знаток оперы, да к тому же поэт. Лет 20 назад можно было назвать еще несколько имен...
Коротко и хлестко пишут в «Коммерсанте» и «Ведомостях», но предпочитают освещать лишь оперу (это куда легче), да и то ухитряются обойти стороной разговор о музыкальной стороне спектакля, ограничиваясь обсуждением режиссерской концепции и сценографии. С каким наслаждением (и благодарностью за хорошую школу) «ныряешь» после этого в секцию искусств «Нью-Йорк таймс»!
На Крымском валу:
«...где-то пьют вино, где-то так сидят...»
Двинувшись в полутемный отсек ярмарки Non-Fiction (Дом художника на Крымском валу), где светилась забавная инсталляция, я неожиданно наткнулась на группку мужчин с пластиковыми стаканами в руках. Несло спиртным. Мужчины не были частью инсталляции. Банкета поблизости тоже не наблюдалось. Они честно, по старой доброй советской традиции, пристроились в темном уголке, чтобы выпить из принесенной заранее бутылки: то ли по случаю заключения издательского договора, то ли просто так.
В другом углу терпеливо ждала небольшая очередь: за маленьким столиком свои книжки подписывала Юнна Мориц. Треугольную комнату неподалеку заполнили до отказа поклонники поэта Льва Рубинштейна, который представлял новую книжку своих эссе и отвечал на вопросы (те, которые я слышала, были довольно умными).
На лестнице я лицом к лицу столкнулась с Геннадием Рождественским и Викторией Постниковой, которая несла купленные на ярмарке книги. Рождественский был озабочен: через несколько дней предстояло первое в России исполнение оперы Бриттена «Смерть в Венеции» с участием Яна Бостриджа, а Концертный оркестр Московской консерватории не очень-то был готов к встрече с этой незнакомой и непростой партитурой.
Так что задерживать я их не стала (оба, кстати, совершенно не изменились за те 20 лет, что я их не видела), а побежала дальше и немедленно наткнулась на Михаила Ямпольского, который готовился выступить в другом зале, сменив там Ирину Прохорову и еще нескольких дискутировавших товарищей.
Презентации шли в нескольких залах, и почти все - с аншлагом. А вокруг - десятки стендов, каждый представлял издательство - от Фонда Потанина, издающего гигантские подарочно-исторические, невозможной красоты и изысканности тома, до Издательства монахов-францисканцев, печатающего католическую продукцию, и Скоропечатни «Мамонт», которая в точности воспроизводит старинные, в основном дореволюционные книги с названиями типа «Черный Ассоционный анархизм», «Бойскауты», «Колбасы и Мясокопчености» или «Заводская переработка животного отброса».
- А как насчет авторских прав? - наивно спросила я.
- Да все умерли! - весело ответил бородатый издатель, сообщив также, что в месяц он продает в среднем две книжки, «выбрасывая» на рынок 40 наименований. Тоже за месяц.
Ко входу на ярмарку змеилась длинная очередь. Внутри народу было видимо-невидимо. Много детей (для них выделили несколько залов с играми, возможностью рисовать, конкурсами и педагогами). Большой раздел впервые в истории ярмарки отдали книгам о еде (процветающий в мире жанр добрался и до России), другой - старым долгоиграющим пластинкам. Покупали много и везде. В этом жарком (в Москве топят от души!) круговороте не хватало одного: надписей «выход». Я не нашла ни одной. Даже страшно стало: а вдруг пожар, куда ринется вся эта масса?
Я поежилась и, с трудом отыскав лестницу, ведущую к гардеробу, отправилась в расположенный в том же гигантском здании современный отдел Третьяковской галереи. Там до середины февраля проходит выставка Натальи Гончаровой.
Амазонка, я вас не знала!
Немногие из нас помнят, что в 1989 году, согласно желанию Михаила Ларионова, владевшего после смерти Натальи Гончаровой (в 1962 г.) ее наследием, Третьяковская галерея обрела огромное число работ главной «амазонки русского авангарда». Сегодня именно здесь находится самое большое собрание гончаровской живописи.
Для новой выставки к лучшим из лучших из работ этого собрания добавили десятки других из 23 других музеев и частных коллекций. Получилось нечто ошеломляющее: около 400 полотен, рисунков, эскизов, охватывающих все этапы и аспекты ее творчества. Огромное пространство дает возможность показать ее картины так, как они создавались, - сериями или, по крайней мере, несколькими работами из самых важных.
Для меня выставка стала откровением, заставив впервые ощутить весь масштаб художницы, чья жизнь разделилась между Востоком и Западом, а искусство стало своего рода мостом между ними. Только здесь, среди всех этих пейзажей, натюрмортов, крестьянских сцен, «ню», испанок, святых, буржуа в саду а-ля Теодор Руссо и космических абстракций, моделей для Дома Ламановой и эскизов для Дягилева можно по-настоящему оценить ее необыкновенную плодовитость, трудолюбие и фантастическое умение впитывать и преображать все увиденное - от Сезанна, Матисса, Пикассо до русской иконы, от пуантилистского пейзажа до фольклорного костюма, - во вполне самобытную «гончаровскую живопись», полную движения, жизненной силы, немыслимо виртуозную и по-женски гармоничную.
Час в Большом
С Владимиром Уриным я хотела встретиться не потому, что он - директор Большого. Мне нравится то, что сделал он в течение предыдущих 13 лет, когда руководил «Стасиком» (как называют в Москве Театр им. Станиславского и Немировича-Данченко), придя туда из театрального мира. Как, впрочем, и его предшественник, Иксанов.
Достаточно сравнить репертуар двух театров: сразу заметно, насколько интереснее, подвижнее, современнее живет «Стасик». Но Большой - другая весовая категория: исторический бегемот, бывшая национальная гордость и культурный символ, который сам себе (не без помощи суперрасторопной и профессионально малоинформированной прессы) свил такую крепкую паутину интриг, сплетен и скандалов, которую уж коли распутаешь (или разрубишь), то, считай, заслужил Героя Труда.
Не знаю, сумеет ли сделать это Урин. Сужу по первому впечатлению и разговору, занявшему чуть меньше часа, но мне кажется, что он - правильный человек для нынешней ситуации. Он хочет, чтобы, придя в любой день на любой спектакль, зритель получил самое лучшее качество, и надеется, что контроль над этим и ответственность возьмут на себя руководители трупп.
Правда, Сергей Филин, возглавляющий балет, продолжает лечение в Германии, а Василий Синайский за две недели до премьеры «Дона Карлоса», которую готовил как музыкальный руководитель в постановке Адриана Нобла, уволился «по собственному желанию». Наш разговор происходил накануне этого скандального (снова!) ухода, и у меня осталось впечатление, что Урин о намерениях Синайского не знал.
Впрочем, человек он дипломатичный. умный и совсем не должен был открывать мне всю «кухню». И вообще это не было официальным интервью. Мы сидели за большим столом в уставленном старинными диванами, креслами и зеркалами фойе директорской ложи и просто разговаривали.
Я узнала, среди прочего, что театр получил миллион долларов на давно необходимое обновление духовых инструментов, что Урин готов, если понадобится, отпускать талантливых исполнителей на выступления в другие коллективы и страны, но делать это «не с легкостью, а с мудростью», что в поисках новых идей, постановок и творческих контактов он «инспектирует» лучшие оперные театры Европы, а главное - что труппа собирается нынешним летом в Вашингтон и Нью-Йорк, причем в Нью-Йорке исполнит в течение двух недель три балета и оперу (в концертном исполнении). Впрочем, официально об этом будет объявлено в январе-феврале. Тогда и сообщу подробности.
