Критики и прокатчики отсматривают фестивальную продукцию. Я отодвигаюсь от экрана подальше и пытаюсь обнаружить тенденции. Все одинаково рождаются, болеют и умирают. И кино вертится вокруг этих трех точек, но более всего привлекает мастеров тема любви. Я поражаюсь, как она испаряется, а на ее место выходит проблема поиска сексуального партнера. Слово «люблю» не несет уже прежнего смысла.
Да и понятие «партнер» мигрирует и не предполагает персону противоположного пола. И это следует принять. Я всматриваюсь в экран и открываю печальную тенденцию фестиваля, которую условно обозначаю, как «В трусах и без трусов».
Авторы-режиссеры-герои картин бесконечно заняты содержимым трусов - своих и чужих. Не образно, а впрямую. Вся драматургия вертится вокруг даже не секса, а именно детсадовской проблемы гениталий, которую нормальные дети считают решенной в три-четыре года. Сложные перипетии плетутся только для того, чтобы продемонстрировать, что у кого в трусах.
Я не могу всерьез обсуждать проблематику французских комедий, где пубертат - гвоздь программы. Современный герой состоит в нервных напряженных отношениях со своими гениталиями, и зрителю отводится роль праздного наблюдателя. Либо - вуайериста, подглядывающего в замочную скважину.
Покинув территории порнографии, на экран престижных фестивалей смело шагнули новые герои - вообще без трусов. Французский режиссер Ален Гюродье в картине «Прохожий у озера» вывел в центр сюжета и кадра прелестного юношу, который встал перед камерой и на крупном плане снял трусы. Так начинается захватывающее кино.
«Пожалуйста имейте в виду, что в картине есть сцены натурального секса» - предупредительным сигналом стоит в афише. Я никогда не видела подобных ремарок. В этой картине мало что есть, кроме этого - что уж предупреждать? Голые красивые мужики разной масти и разного возраста с одинаковой легкостью ложатся на красивых полотенцах на желтый песок на берегу озера, с удовольствием раздвигают ноги, раскладывают свое добро и ждут.
Ждут, когда их выберут себе для утех другие мужики. В трусах или без. Озеро - это такая панель, рынок, где ты можешь продать себя или купить кого другого. Человеческое мясо лоснится на солнце. А дальше - формируются пары, отходят в кустики неподалеку и предаются утехам в подробностях. С презервативами и без.
Такое научно-популярное кино для тех, кто не знает, чем могут заняться двое мужчин без трусов. А когда двое без трусов заняты делом, то чуть поодаль автор картины поставит третьего в приспущенных трусах, который займется онанизмом на камеру, созерцая тех - двоих. Захватывающе!
В один прекрасный момент двое просто разговаривают, но третий приспускает трусы и занимается своим делом.
- Ты что, не видишь, что мы не трахаемся, а разговариваем? - возмущается один из партнеров.
- А я не подслушиваю, - добродушно откликакется онанист.
- Вали отсюда, - беззлобно говорит ему один из главных героев. - Вот будем трахаться - тогда придешь...
Фильм был бы порнографией, если бы не сюжет. Простенькая история, в которой главный герой Франк приходит на эту панель - пляж на берегу озера, чтобы найти себе партнера. Находит. Но тот - усатый красавец - предается утехам с другим.
Франк опечаленно просидит до глубоких сумерек и невольно станет свидетелем того, как Усатый, играя с партнером в воде, спокойно утопит того. А потом выйдет, оботрется полотенцем, оденет трусы, сядет в машину и уедет. Франк дождется нового дня и пойдет соблазнять Усатого. Вот раздолье психологам для трактовок такого суицидального поведения!
А дальше - соблазнит. Насладится играми с ним и успеет даже сообщить случайному собеседнику, что, кажется, влюбился. А собеседник - тот самый прохожий - единственный в кадре, кто в трусах от начала до конца, - мужик-«стрейт», который просто расстался со своей бабой и вышел в депрессухе к озеру, чтоб посидеть на берегу, окажется на редкость прозорливым. Подсядет к убийце, и спросит его, кивнув на Франка, заплывшего на середину озера, - неуж-то и этого он тоже грохнет, наигравшись?
И когда Франк взглянет на берег с середины озера, он увидит, что ни мужика в трусах не видать, ни Усатого. Он приплывет к берегу, добежит до жидкого лесочка, услышит кряхтенье и решит, что Усатый со Стрейтом предались соитию. Но ошибется: Усатый просто перерезал горло душевному Стрейту... И Франк закаменеет от ужаса.
Дальше не рассказываю. Кому нужно - идите смотрите. Уверена, что у этого фильма будет свой заинтересованный зритель и будет касса.
Второй однополый шедевр мне только предстоит посмотреть - «Голубой - самый теплый цвет» Абделлатифа Кешиша. Французская лента о двух девочках, ставшая сенсацией Каннского фестиваля, ждет встречи с американским зрителем. Как предупреждают в программе МКФ - «в фильме есть сцены секса в натуральном виде». То есть - снова повествование на грани порно.
Два совершенно советских фильма с массой опознаваемых только нами - выходцами из СССР - деталей. Один - китайского режиссера Цзя Чжанкэ, любимца Нью-Йоркского фестиваля, второй - новичка из Камбоджи. Мой фаворит.
«Прикосновение греха» - так называется фильм Чжанкэ. Только что в Каннах он удостоен очередной награды «За лучший сценарий». Чжанкэ в своих фильмах выступает во всех лицах: сам себе режиссер, сценарист, продюсер, а зачастую еще и актер.
Один из ярчайших режиссеров Китая, он остается независимым от господдержки и рисует родной край в достаточно мрачных тонах. Красный цвет доминирует в его лентах - это всегда красные флаги, транспаранты, и кровь. В новой картине в одной из главных ролей он снял свою жену Чжао Тао. Фильм разбит на новеллы, и любую из них можно переснять на русском материале и мало не покажется никому...
В основе друматургии - столкновение нищеты рядовых граждан и богатства «новых китайцев» - дикий капитализм в местами свободном коммунистическом концлагере. В первой новелле рядовой работяга, почувствовавший себя обманутым, просто берет автомат и идет стрелять в своего работодателя - вчерашнего односельчанина, который приватизировал шахту.
Во второй - мальчик в поисках работы переезжает из города в город, попадая в нелепые передряги, и после очередного увольнения выходит на балкон и ласточкой, раскинув руки, как в воду, бросается вниз на асфальт.
В третьей - бедная девушка, работающая кассиром в сауне, отбивается от приставаний ночных посетителей, которые настаивают на том, что она обязана оказать им сексуальные услуги, иначе с чего бы ей по ночам в сауне билетами трговать, - берет нож и режет их всех - сытых хряков, отмытых в ночной сауне.
Крови много. Но и честного смысла и пафоса в фильме хватает. Одна только тонкая опасность таится в сюжетах Чжанкэ: зритель безоговорочно занимает позицию убийцы, что не есть хорошо.
Кампучийский фильм «Утраченная картинка» прошибает до костей, как мороз. Сделан совместно с Францией. Единственная картина, в которой режиссер повествует о реально бывшей трагедии языком кино, изобретая невероятные способы и ходы. Все остальные идут путем иллюстраций к нарративу. Ритхи Пань родился в Пномпене в 1964 и успел запомнить, как выглядит нормальная жизнь, в которой есть отец, мать, братья, бабушки и дедушки и у всех есть имена.
А потом пришли красные кхмеры - в 75-м. С красными флагами и знакомыми нам портретами: в кадрах старой хроники они всюду - на полотнищах над сценой, где заседают лидеры партии, на знаменах и транспарантах - Маркс-Энгельс, Ленин-Сталин, будь они прокляты. Семью потеснили из города, потом загнали в лагерь, а потом - в могилу. Уцелел только мальчик.
Фильм удивительный: исторически-достоверное кино повествует о том, что пережил мальчик и его семья. В кадре - несколько техник: чудом уцелевшая бравурная кинохроника - съемки трудовых лагерей, абсолютно идентичных страшной хронике cталинской Колымы. Фото из семейного альбома. И куклы. Анимация, как принято нынче называть такое. Только человечские руки остаются в кадре - они вырезают куколок - фигурки - на глазах у зрителя.
Раскрашивают. И закадровый голос глухо повествует, что вот таким - в белом костюме с черным галстуком, был папа. Такой - мама. Такими - соседи, родственники, братья и сестры. Куколки заполняют отведенное им пространство и рождается игрушечный городок. Потом он становится бараком концлагеря. Нары сменяют кровати, фигурки истончаются и становятся худыми от голода, а потом мертвыми людьми.
Одинокий голос за кадром комментирует перемежающиеся кадры хроники и сцены из жизни кукол. Куклы представляют то, что не осталось ни на одной фотографии. Потерянную картинку восстанавливает автор. И не укоряя никого, спрашивает в никуда - «Вы, которые выкрикнули все эти лозунги о строительстве коммунизма и социализма - вы когда-нибудь видели, что сделали с нами под ваши лозунги?»
Кадры хроники подтверждают - в выступлении Пол Пота радостно подчеркивается, что вот теперь - в одинаковой одежде узников, с одинаковыми номерами вместо разных имен, с одинаковыми корзинами земли и камней, которые они одинаково задыхаясь тащат неизвестно куда, - можно видеть настоящую победу коммунизма, когда все граждане РАВНЫ.
И все железо на экране - советское: грузовики, лопаты, и даже коробки кинопленки с кадрами хроники, несут на себе знакомое русское слово «Свема». У меня были такие же. Неизбывный стыд душит вернее слез.
В жанре анимации еще одна картина. Рисованное прощальное полотно легендарного японского классика Миядзаки «Крепчает ветер» - байопик о жизни не менее легендарного японского конструктора самолетов в годы Второй мировой войны Дзиро Хорикоси. Это, наверное, самая реалистичная работа Миядзаки. В отличие от прежних мультфильмов, финал трудно назвать хэппи-эндом, хотя сам режиссер уверяет, что это не связано с его уходом. Здесь причина куда более прозаична. Настоящий Хорикоси - создатель самого лучшего истребителя Второй мировой, был кумиром режиссера, который сам поначалу хотел летать и конструировать самолеты. Настоящее историческое время в рисованном фильме воссоздается любовно - через простые детали.
И медленно нарастает драма, которая, как мы знаем, закончится Хиросимой. Мечтательный близорукий мальчик, строящий планеры, видит, как они становятся машинами, несущими смерть. И это превращение ужасает его, но ничего не исправить и не остановить. И нет спасения от надвигающегося ужаса. Только музыка и поэзия, любимый Поль Валери, цитата из которого становится камертоном жизни конструктора и названием фильма: «Крепчает ветер. Значит, жить сначала».
Невесело осознавать, что режиссер знал с самого начала, что этот фильм - его лебединая песня, а мы узнали об этом только из его выступления в Каннах. Как сказал Миядзаки, он решил прекратить карьеру режиссера-мультипликатора.
