Его не было в Новом Свете более десяти лет – заждались: неутомимая компания «Маэстро Артист» в лице Марии Шкловер и Ирины Шабшис организовала гастроли по нескольким городам Америки. Нашелся, правда, ретивый чиновник, который попытался не дать высокому гостю визу: политика ни при чем, простое невежество служаки. Продюсеры понервничали. Потом все благополучно разрешилось.
...Стихотворный моноспектакль. Старинный вальсок, актер в черно-белом – на два полных часа, без перерыва на буфет и разглядывания: кто с кем, кто в чем. Это в наш-то жестокий век, когда графоманские писания терриконами громоздятся на полках, а классика порой выносится на помойку за духовной ненадобностью. Театр – неожиданное спасение: если до заветного томика не доходят руки, то магия сцены еще пока, благодарение богу, не развеялась.
Вначале с пустой сцены прозвучало строгое, с элементами здорового ёрничанья, предупреждение о выключении мобильников и полном запрете на съемки во время действа. Мы враз догадались: Райкин – сам... А потом Константин Аркадьевич вышел – и просиял, и овациям конца не было – при том, что еще ничего и не началось! И все...
«Над небом – балаган. Над балаганом – небо». Эпиграф из Давида Самойлова, программа-максимум. Самойлов, Заболоцкий, Мандельштам, Лопе де Вега, Пушкин...
И было нам - прекрасно, и не оставалось места ничему душевредному – пошловатым разговорам о религии в целом и о принятии артистом православия в частности. О политике он обмолвился сам, чуть-чуть, пунктиром, в контексте... Стихи, снова стихи... Ясная мудрость Самойлова – солдата и пророка, кристальная простота Заболоцкого, не победившего кровавую судьбу, но и не сдавшего душу дьяволу. И еще, и еще...
Наше бард-братство – организаторы, участники, просто завсегдатаи фестивалей авторской песни Восточного побережья - собралось на это представление как сговорились: мы всегда там, где царит Ее Величество Речь. Немного об избалованности жанром. Многие стихи великих поэтов давно и ладно легли на музыку – чего стоит один самойловский «Выезд», который уже трудно воспринимать иначе, нежели под гитарный перезвон и чудесное двухголосие Колмыкова и Лунькова. А уж никитинские-то ангельские мелодии... Но Райкин – то развеселый, моментами даже чуть преувеличенно, до клоуна-скомороха, то тихий и грустнеющий в одно мгновение, читал-магнетизировал – и слышанное многократно наполнялось новой живой кровью.
Он говорил о высоком предназначении стиха, вспоминал, как его божественный папа Аркадий Исаакович, наше советское все, заклинал: читай стихи аудитории – любой, не думай о рангах и статусе слушателя. Поэзия проникнет в душу, прикрытую любым ультрамодным покровом.
Проникла. По назначению, в самое сердце. Ну, а то, что ретивые соотечественники пытались сделать видео вопреки запрету, и то, что пара-тройка мобильников заголосила-таки вперебой высокоискусному декламированию, это неловко, но придется пережить...