Почему бурный материальный прогресс человечества начался только в первой половине XIX века? Почему процесс стартовал в Англии? Кто в состоянии его убедительнее объяснить – экономист Адам Смит или приходской священник Томас Мальтус? Мой собеседник - профессор (бывший декан) экономического факультета Калифорнийского университета в городе Дэвисе Грегори Кларк, автор нашумевшей книги Farewell to Alms, «Прощай, нищета».
- Расскажите, пожалуйста, о вашей книге.
- Моя книга посвящена уникальному явлению в мировой истории, получившему название «Промышленная революция». Писал я ее как экономист, поэтому люди моей профессии были весьма удивлены, что я объясняю этот феномен в категориях эволюции культуры, а не в понятиях сугубо экономических, таких, как свободный рынок, частная собственность и институциональные стимулы к новаторству.
- Книга имеет подзаголовок: «Краткое введение в мировую историю». Вы не сковывали себя историей Англии.
- Нет, моя книга претендует на глобальный охват. Я доказываю, что гомо сапиенс потребовалось 200 000 лет существования в его современном анатомическом виде, прежде чем экономический прогресс пошел быстро и последовательно, в то время как прежде он был эпизодическим и обратимым. Реальный стабильный рост материального благосостояния людей приходится на крохотный отрезок их истории.
- И плоды промышленной революции распределялись на Земле неравномерно не в результате случайности?
- И продолжают распределяться неравномерно. Мало того, у нас есть основания полагать, что люди в Африке сегодня живут хуже, чем они жили 200 лет тому назад на старте промышленной революции.
Я утверждаю, что в допромышленную эпоху уровень жизни определялся не развитием техники, а только тем, на каком уровне устанавливалось равновесие между рождаемостью и смертностью. Лишь в конце XVIII века Томас Мальтус понял причины, по которым благосостояние среднего человека на всем протяжении рассматриваемого периода оставалось фактически неизменным. Даже в Англии в начале XIX столетия - а Англия тогда была, наверное, самой богатой страной - население в среднем жило не лучше, чем в Каменном веке. Я подчеркиваю – в среднем.
- И вы утверждаете, что в этом нет ничего странного, если понять логику жизни человечества в допромышленную эру. Население росло, но...
- Суть допромышленной эры сводилась к тому, что технический или социальный прогресс сопровождался исключительно ростом населения, а не ростом благосостояния. И, как следствие этого, мы имеем дело с парадоксом: чем выше была средняя продолжительность жизни населения, скажем, в Японии, благодаря сравнительно высоким санитарно-гигиеническим нормам, тем хуже материально жил народ: рост населения перекрывал и подавлял рост благосостояния. Парадокс работает и в обратном направлении: население России в допромышленную эру в среднем было богаче, чем японское, ибо Россия отставала от Японии в области здравоохранения.
- В своей книге вы приводите данные по Польше, которая на начало XIX века имела весьма высокий уровень жизни даже по стандартам продвинутой Западной Европы, не обладая большим городским населением, располагающим современными техническими знаниями.
- Да, экономистам трудно признать, что все их вожделенные показатели – грамотность, удельный вес городского населения, технические новации и т.д. - имели совсем не большое влияние на уровень жизни до начала «Промышленной революции».
- Вы пишете, что производительность труда в результате технических новаций увеличивалась в допромышленную эпоху в среднем всего на 1% каждые 100 лет.
- Расскажу вам про то, что мы точно знаем. В 60-е годы XVIII века англичане появились на Таити. Население острова по своему техническому развитию пребывало в Каменном веке - куда им было до англичан с их пушками? Но жили они ненамного хуже пришельцев.
- По каким признакам?
- Свидетельство тому – их физические габариты, особенно рост, питание и то, что многие английские матросы решили остаться на Таити, а не возвращаться в свой туманный Альбион.
- Итак, стандартное объяснение «Промышленной революции» сводится к тому, что Англия совершила этот прорыв, поскольку первой по-настоящему либерализовала свою экономику. Это институциональная теория.
- Я снова внимательно взглянул на историю Англии средних веков и пришел к выводу, что общепринятое представление об этом периоде глубоко ошибочное. Я утверждаю, что Англия в средние века имела рыночную экономику более свободную, чем сегодняшняя: налог на доходы, который взимала королевская власть, равнялся 1%; местных налогов практически не было, не считая налога на землю; подати, которые собирала церковь, составляли от силы 5% подушного дохода. Мало того, в стране существовали свободная торговля и свободный рынок труда; государство не было обременено крупным долгом; Англия не знала практически никакой инфляции на протяжении 300 лет. Все это убеждает меня в том, что расхожее мнение, будто политико-экономическая либерализация являлась предусловием экономического роста, в корне неверное. И сегодня у нас есть, с одной стороны, Швеция – богатая страна с дико въедливым государством, присваивающим половину ВВП, а с другой - беднейшая Уганда, где невзирая на обширную коррупцию средний гражданин отдает государству всего порядка 10% дохода. И взгляните на Индию, где англичане в XIX веке создали чуть ли не совершенную систему свободного предпринимательства и где до самого последнего времени мы видели повсеместную беспросветную нищету!
- Профессор Кларк, но вы же, наверное, не станете полностью умалять значимость институтов. Взять хотя бы такой пример, как Китай при Мао и Дэн Сяопине, или сравнить Северную Корею с Южной, что обожают делать российские либералы, доказывающие, что национальный менталитет, психология нации — химеры как объяснение различий в уровне жизни разных стран. Ведь корейский народ генетически единый, а живут обе его половины совсем не одинаково.
- Я не отрицаю, что государство-монстр в состоянии погубить экономику. Конечно, минимально приемлемые институты являются необходимым условием экономического роста, но уж никак не достаточным. И современный Китай служит подтверждением моего тезиса, что весьма посредственные – с точки зрения классического либерализма – институты вполне совместимы с экономическим прогрессом. У китайской нации был биологический потенциал к росту, который она смогла реализовать благодаря весьма скромным институциональным новшествам. Те же новшества в другой нации не дали бы никаких результатов!
- Это и есть узловое положение вашей книги – «потенциал нации».
- Логика допромышленной эры прекрасно просматривается не только в учениях Томаса Мальтуса, но и в теории Чарльза Дарвина, который, напомню, находился под очень сильным интеллектуальным влиянием Мальтуса. Из дарвинизма, приложимого к социуму, следует, что без сильных искусственных стимулов к ограничению рождаемости люди богатые или просто состоятельные будут иметь более обширное потомство, чем беднота. И допромышленная история Англии это полностью подтверждает: у богатых стабильно было больше детей, которые доживали до половозрелого возраста, – и так на протяжении многих поколений. На начало XVII века в Англии у состоятельной семьи было 4,5 ребенка, которые доживали до половой зрелости, а у бедной – меньше 2. В течение долгого времени, порядка 600 лет, богатые, владевшие крайне дефицитным земельным ресурсом, по сути генетически покоряли Англию.
- Подобный процесс происходил не только в Англии.
- Отнюдь, у нас есть подтверждающие это данные по Германии, Швеции, Франции. В Англии процесс просто шел быстрее, чем на континенте, и уж точно намного стремительнее, чем в Азии. Так вот, в свободном обществе типа английского ввиду обилия детей у имущих классов происходило передвижение людей из высших слоев в средние и низшие, поскольку не каждый ребенок мог унаследовать и без того дефицитную землю.
- Одновременно с движением социального лифта и в обратном направлении.
- Да, конечно, было и движение снизу вверх, но мне интересен именно первый эффект, который привел к тому, что в генетическом фонде нации резко возросла доля наиболее преуспевающих индивидов, причем происходило это последовательно и неуклонно из поколения в поколение.
- И какие это имело последствия?
- Это влекло за собой обуржуазивание норм поведения все большего и большего числа людей. Проиллюстрирую на примере динамики ставки процента, который банки брали за кредит на покупку земли, то есть по самым надежным нерискованным сделкам. Эта ставка в начале рассматриваемого периода, в XIV веке, равнялась примерно 12%, а под конец, на момент «Промышленной революции» - 4%. Это общемировой феномен: чем дальше в глубь веков, тем выше ставка процента по безрисковым сделкам; в древнем Вавилоне она достигала 20%. В условиях отсутствия экономического роста это может значить только одно – нехватку терпения у людей: они готовы были платить большой процент ради удовлетворения сиюминутых желаний.
- Они жили сегодняшним днем, без сбережений.
- Да, если угодно, буржуазность – это способность терпеливо дожидаться вознаграждения. И уровень бытовой преступности был весьма высоким, и репродуктивный успех сопутствовал тем, кто был физически самым агрессивным, а вовсе не самым сметливым и расчетливым, как при капитализме. И, конечно, изменилось отношение к труду: чем ближе по времени к «Промышленной революции», тем больше трудятся жители Британии. Растут и масштабы грамотности населения.
- Широкое обуржуазивание поведенческих норм под воздействием генов наиболее преуспевающих индивидов.
- Генетически и культурально Британия адаптируется к капитализму, и по мере убывания численности физически агрессивной части населения происходит общее «смягчение общественных нравов». Те же явления, повторюсь, имеют место в других странах, в частности, в Японии, хотя протекают отнюдь не столь быстро, как в Британии. Культура этноса, его прошлое, удельный вес в населении носителей «буржуазных» ценностей – вот основной фактор материального прогресса. Таков главный тезис моей книги, плохо согласующийся с современной экономической теорией. Мы видим, как китайские иммигранты, армяне, ливанцы, сикхи процветают в самых разных регионах мира, причем явно не потому, что они изначально богаче местных жителей, - скорее наоборот. И уж точно не в силу каких-либо политических привилегий!
