«Сицилианская история призрака» (Sicilian Ghost Story) - второй игровой фильм Фабио Граццадониа и Антонио Пьяцца, удостоившийся премии Давида Донателло за лучший сценарий. Жестокая игра: двенадцатилетняя круглолицая Луна (Джулия Джедиковска) идет после уроков на прогулку в лес с Джузеппе, своей первой любовью (Гаэтано Фернандес), – и в этом зачарованном лесу он исчезает. Полусонный город как будто бы в ужасе от события, но не выходит из странного оцепенения: полиция пишет бумаги и отводит глаза, добрые граждане ходят себе по магазинам и тоже отводят взоры. Родители Луны – темпераментный любящий итальянский папа и сухая, педантичная швейцарская мама – усиленно стараются отвлечь девочку от очевидного: юный возлюбленный слишком явно похищен мафией. В ее доблестных рядах долго работал его отец, который вначале специализировался на убийствах за недоимки, а потом, по личным причинам, начал стучать - крысятничать.
Чего ждет зритель? Конечно, торжества справедливости: вот уже и раз, и другой, и третий девчушка показана в отчаянии, а несчастный мальчуган в застенке, на лице – корка грязи, в глазах – стылая тоска. Но где же находчивые стражи порядка? Смотри выше: контора пишет. Только, может, среди мафии есть кто с человеческим лицом, поможет бежать – например, бывший друг отца, которого пленный признал? Но тот упорно закрывает это самое лицо – и не спешит быть спасителем. Остается надежда на чудо, в которое верит Луна (или галлюцинирует?). Вот снова лес, и заброшенный дом – а вот и Джузеппе, и она спасает его, как Герда Кая, и они мирно засыпают в лодке, окутанной туманом. Но туману свойственно рассеиваться, обнажая дикий оскал яви...
Фильм-дебют Дамиано и Фабио Д’Инноченцо «Мальчики плачут» (Boys Cry) снят в жанре гангстерской драмы и в несколько лихой стилистике. Вначале оглушительная музыка, двое откровенных чмо в татуировке, Маноло и Мирко, усиленно жуют бутерброды и пиццу, громко и матерно обсуждая свои маловозвышенные проблемы. На дикой скорости отроки чешут по ночной дороге – и вдруг резкая остановка и свистящий шепот одного: «Ты видел? Я убил его?». И прочь от страшного места, где остался лежать неизвестный. Куда? К папе Маноло, который повздыхает, утешит, утром пойдет разбираться - и вернется с радостной вестью: ребятишки оказали местной мафии неоценимую услугу, сделав работу, которой теперь не придется заниматься другим! Просто редкая удача: погибший был человеком нехорошим и прятался, а ночью вышел в поисках пищи – ну и... Никакая полиция никого не разыскивает, довольные бандиты не остаются в долгу – но однократным вознаграждением дело не ограничивается: парни признаны перспективными, нужно оправдывать себя дальше. Потом еще дальше...
В фильме первом злободневное соседствует с вымыслом, зритель «ведется» на сон и сказку, становится испуганным ребенком, ожидающим счастливого конца в уплату за свой полуторачасовой страх. Фильм второй снят жестче и динамичней, никаких там чар и чуд, кроме одного – стремительной перековки рядовых особей без царя в голове в убийц энергичных, всегда готовых, заинтересованных: мы можем, сделаем, только поручите! Тут и соревновательность возникает: кто для бандитов ценнее, а кто может и в тень уйти, нечего на свою долю рот разевать...
Что сие? Италия – мафия, как гамлетовская Дания – тюрьма? Ни один, ни другой режиссерский тандем не экранизирует статистику: она, безусловно, существует и, боюсь, малоутешительная. Но режиссерская задача куда выше: зло в разных тональностях, с помощью неодинаковых изобразительных средств, но явственно названо злом. И тем страшнее, чем более внятно сказано: на сегодняшний недобрый день дело бандитов живет и побеждает! Позволю себе минимум теоретизирования: это, похоже, некий выкристаллизовавшийся во времени переход от жизнерадостных веревок с неореалистическим бельем к суровости критического реализма.
Столь же сугубо реалистической, с элементами срывания если не всех и всяческих, то фальшивых религиозных масок точно, видится картина «Равновесие» (Equilibrium) Винченцо Марра. Дон Джузеппе (Миммо Боррелли), красивый как бог пастор из Рима, начинает испытывать вполне земное влечение к Габриэле – коллеге по центру помощи иммигрантам, и под благовидным предлогом просит епископа перевести его от греха подальше – лучше туда, где трудно. Попав в убогую, разоренную индустриальным кризисом провинцию под Неаполем, святой отец видит локальные ужасы, а также то, что власти предержащие и авторитеты церковные этих ужасов не зрят в упор. Местный коллега Дона Джузеппе год от года кормится идеей всеобщего страдания и единения вокруг горы токсичного мусора, уносящей тысячи жизней. Наивный пришелец, видевший в жизни многое (он не только в Риме прохлаждался, но и в Африке врачевал душевнобольных), начинает бороться. И оказывается не только повержен, но и заклеймен как возмутитель спокойствия и нарушитель вдохновляющего равновесия. Все знают, что бал правят местные бандюги, и никто не вступает на путь борьбы: так, конечно, не лучше, но хотя бы спокойней. Вот оно - добро по назначению: в грязи с разбитым в кровь лицом... Одно утешение: бедолага Дон Джузеппе, принимающий в финале душ как второе крещение и явно неспроста показанный во всем великолепии мужской красоты, возвращается в Рим к женщине, любовь которой счел ниже выполнения своего долга перед Всевышним. Остается лишь гадать, были ли у Создателя свои, особые планы на верного служителя, или ему в очередной раз оказалось некогда, оттого человеку пришлось не плошать. Смотреть этот фильм – большая печаль, как пересматривать ленты про хороших, чистых и честных коммунистов, съеденных собственной матерью-партией...
Испытываю легкое замешательство, упоминая фильм про войну: во многих ли нынешних зрителях пробудится энтузиазм? Но «Радуга: частная история» (Rainbow: A Private Affair) снята легендарными патриархами братьями Тавиани – что автоматически означает высшую пробу для знающих. Месяц с небольшим назад Витторио умер на восемьдесят восьмом году жизни. Паоло осиротел. Их последняя картина – живое, будто не инсценированное событие времен конца Второй мировой войны, когда два друга, Милтон (Лука Маринелли) и Джорджио (Лоренцо Рикельми), воюющие в партизанах, несут через ад свою неразделенную любовь к одной девушке Фульвии (Валентина Белл). Она немножко дурачила обоих, строила глазки и потом крутила динаму, была несколько манерна, даже где-то взбалмошна – но разве у любви, если она любовь, а не плоская интрижка, есть глаза? У нее только сердце – без всякой защиты. Это снято по-старинному сентиментально – и в наш век рассудка, когда чувства боятся, как заразы, подменяя его флиртом либо бухгалтерским расчетом, может показаться несколько архаичным. Впрочем, каждый выбирает свое сам. Так же, как и возможность увидеть в рамках показа одну из самых заметных картин братьев Тавиани «Ночь падающих звед» (1982), удостоенную в свое время главного приза жюри Каннского фестиваля. Она тоже о войне – и о людях, которые от веку не мнили себя героями, но стали ими, не дожидаясь милостей от высшего ведомства, логика которого порой малообъяснима.
А эта сугубо современная героиня уж точно не рассчитывала на манну небесную – оторва-блонда, парикмахерша по вызову Фортуната (Джасмин Тринка) из одноименной драмы Серджио Кастеллито. У нее к судьбе несколько завышенные требования: чтоб муж не был скотиной (а он, увы, скотина...), чтоб хватило денег на открытие собственного салона-парикмахерской (а банк не дает...), чтобы друг детства, депрессивный маньяк, был рядом, потому что хороший парень и родная душа (а его упекают в психушку...). И пусть мама друга – древняя выжившая из ума актриса (совершенно невероятная в своей возвышенной старости Ханна Шигулла, муза Фассбиндера) в свой час упокоится с миром, потому что ее земные роли, среди которых главная – Антигона, отыграны. А друга обвиняют: ты убил...
Фортуната не передвигается налегке – всегда с чемоданом, пусть на колесиках, будто готовая к бегству по тревоге. Коротенькая юбочка, не сковывающая всегдашней летящей походки, постоянная испарина и оттого чуть подтекший грим... Безумная любовь к восьмилетней дочери, хмурой и колючей, и безумный же темперамент, подгоняющий навстречу очередному приключению, – вот она, Фортуната. И постоянно – на грани срыва. Появляется красавчик-психотерапевт (Стефано Аккорзи), он пользует нервную от перспективы развода родителей девочку и немедленно и безнадежно влюбляется в мать, с обидной быстротой превращаясь из ангела в паяца. Но Фортунате и такой хорош: заиграли, забегали молекулы счастья! Что дальше – действительно оно, полное и незамутненное? Да, разумеется, - только для других...
Осторожно отношусь к обязательным насмешкам над психотерапевтами и психиатрами – не из цеховой солдидарности и желания защитить свою американскую лицензию: просто почти всегда бездоказательный дурной тон. Весьма сдержанно радуюсь обилию фильмов о покалеченном детстве с непременным требованием милости ко всем падшим без исключения: не индульгенция ли беспредела? Но здесь в финальном кадре, когда Фортуната-девчушка идет к слепому горизонту, неся в маленьких ручках громадные ботинки утонувшего отца-наркомана, зритель словно физически прогибается от их весомой тяжести. Роль Антигоны – крохе...
Итальянский экран ныне и всегда – буря страстей, традиционно несколько шумных, отчасти балаганных, по большей части кровоточащих и почти никогда не клишированных.
Запоминайте имена и названия, пристраивайтесь к очереди у кассы...
