Ничего не поделаешь: таковы были жестокие нравы времени, а трагические судьбы этих несчастных женщин (справедливости скажем, и некоторых мужчин) были источником сильных эмоций и, как следствие, великолепной музыки.
По случайному совпадению, два образца беспардонной манипуляции и насилия над чистыми и прекрасными героинями (и, кстати, по либретто одного и того же автора – популярного в свое время и очень опытного Сальвадора Каммарано) идут сейчас в Метрополитен-опере, причем в постановках костюмно-исторических, намеренно укорененных в прошлом, хоть и более близком, нежели то, что указано в оригинале.
«Лючия ди Ламмермур» Доницетти идет в постановке Мэри Зиммерман, которую в свое время незаслуженно раскритиковали. Переносящая события на полтора века вперед по сравнению с оригиналом Вальтера Скотта (источник либретто), а именно в Шотландию викторианской эпохи, она, вместе с элегантными костюмами Мары Бруменфельд и реалистическими и в то же время полными скрытых и явных метафор декорациями Дэниэля Остлинга, создает идеальную «раму» для трагедии Доницетти.
Прибыв для возобновления в Нью-Йорк, чикагский режиссер серьезно поработала с исполнителями, и это было заметно: несмотря на то, что все они впервые вводились в этот спектакль, ощущения оперной рутины, опоры на привычные штампы, чем часто грешат возобновления старых и даже не очень старых спектаклей, не было. За исключением итальянского баритона Массимо Кавалетти в одной из центральных ролей – Энрико, брата Лючии, того самого, который манипулирует бедняжкой (прячет письма от ее возлюбленного, выдает против ее воли замуж за богатого Артуро). Импозантный на вид Кавалетти пел весьма «приблизительно» и играл так же. Зато открытием стал Виталий Ковалев, обладатель большого, красивого, выразительного баса, в роли пастора Раймондо.
Великолепен был Витторио Григоло в роли несчастного возлюбленного Лючии Эдгардо: у него яркий, звенящий, по-настоящему итальянский тенор и на редкость раскованная и искренняя актерская манера. Некоторые считают, что он в этой своей раскованности напоминает героя Масканьи, а не Доницетти, но я с блюстителями стилистической чистоты не соглашусь. Это был уже четвертый состав, который я видела в этой постановке, но лучшего «совпадения», более органичного, естественного взаимодействия двух главных героев – Лючии и Эдгардо – не помню. Как не помню и сценически более убедительной Лючии. Ольга Перетятько-Мариотти (Мариотти – фамилия ее мужа, итальянского дирижера Микеле Мариотти, который уже не раз дирижировал в Мет) далеко не впервые поет Лючию, это сегодня ее любимая роль, и это чувствуется в том понимании и уверенности, которые она приносит и в вокальный, и в сценический рисунок спектакля.
Когда певица готовилась исполнять эту роль в другом спектакле, в Японии, то отправилась в клинику для душевнобольных, чтобы изучить их поведение. Как известно, центральный момент оперы – сцена сумасшествия Лючии, почти получасовой сольный монолог героини, только что, в первую брачную ночь заколовшей мужа и на наших глазах проходящей через разные стадии безумия. Но Перетятько с самого начала, с самой первой ее арии (рассказ о явившемся ей призраке) показывает, насколько хрупка и ранима Лючия, как самозабвенно любит, как сопротивляется - буквально из последних сил. И каждая трель, каждая фиоритура этой вокально труднейшей роли обретают смысл и эмоциональное оправдание.
К сожалению, в этом сезоне мы певицу в Мет уже не услышим. С 25 апреля полностью меняется состав: в партии Лючии появится молодая южноафриканка Претти Йенде, в партии Эдгардо – американец Майкл Фабиано, в роли Раймондо – Александр Виноградов. Остается лишь Роберто Аббадо за пультом, племянник покойного Клаудио Аббадо, дирижер опытный, что в таком вокально и сценически сложном спектакле, как «Лючия ди Ламмермур», очень ценно. Последний спектакль – 10 мая. В кино ни тот, ни другой состав не покажут.
*****
А вот «Луизу Миллер» можно будет увидеть на киноэкранах мира 14 апреля, в час дня по восточному времени. Советую эту возможность не упустить.
Пятнадцатая (из двадцати восьми) опера Верди «Луиза Миллер», по мотивам драмы Шиллера «Коварство и любовь», была написана всего через полтора десятка лет после «Лючии ди Ламмермур», и ее премьера состоялась в 1849 году на той же сцене неаполитанского театра Сан-Карло, где впервые прозвучала опера Доницетти.
«Луиза Миллер» считается оперой «на границе» между ранним и зрелым Верди, и в ней порой замечаешь дань традициям и формам итальянской оперы бельканто. Но куда больше здесь уже от «Риголетто» и «Травиаты», и не только в сюжетных деталях (любовь отца и дочери, конфликт между отцом и сыном, классовое неравенство, обреченная любовь, знатные злодеи против людей простых и чистых сердцем), но и в цельности сцен, в их истинно вердиевском, захватывающем драматизме, ради которого традиции оказываются модифицированы, а то и вовсе отброшены.
Каждое из трех действий оперы имеет название: «Любовь», «Интрига» («Коварство»), «Яд». Напомню: крестьянка Луиза влюблена и любима. Ее героя зовут Карло, но под этим именем скрывается графский сын Родольфо. Вурм, графский помощник, хочет на Луизе жениться и разоблачает Родольфо. Тот, между тем, вступает в конфликт с отцом, собирающимся женить сына на богатой Федерике. Тот и слышать об этом не хочет и бросается к дому Луизы, чтобы признаться и надеть на ее палец обручальное кольцо. Тут-то и начинаются коварные интриги графа и Вурма против Луизы и ее отца, которые приведут к трагической гибели молодых героев.
Постановка Элии Машинского (сезон 2001 - 2002 года) в костюмах и декорациях Санто Локуасто не пытается осовременить драму, хотя и переносит ее из Тироля (у Шиллера вообще была Германия) начала XVII века в Англию середины XIX. Почему выбрана Англия, не очень понятно. Может быть, чтобы в сценах не было солнца и вообще ничего живописно-привлекательного? Даже первая картина - раннее утро у дома Миллеров – проходит под облачным небом, и розовато-оранжевое платье Луизы – единственное тут светлое пятно. Еще мрачней выглядят зал графского замка с огромной, устрашающей лестницей и тесный, скудно освещенный дом Миллеров (правда, обилие людей и столов наводит на мысль о деревенской таверне). Все это, впрочем, точно соответствует трагедии на сцене, хотя и не приносит ничего особенно интересного в действие.
В данном случае это нисколько не умаляет сенсационного успеха спектакля, в котором все решила музыка Верди и качество ее воплощения.
Спектакль в последний раз шел в Мет 12 лет назад, и для нынешнего возобновления был собран феноменальный состав во главе с Пласидо Доминго. В свое время он был поразительным Родольфо (у Шиллера – Фердинанд, графский сын, влюбленный в Луизу), а на сей раз выучил партию старика Миллера, отца Луизы, написанную для баритона. 77-летний тенор, вот уже несколько лет поющий в баритональном регистре, таким образом добавил в свой репертуар 149-ю роль – факт уже сам по себе удивительный. Те, кто услышит и увидит эту работу Доминго, будут поражены еще больше: в большой, сложной партии его голос, не потерявший ни тенорового блеска, ни гибкости, ни богатства красок, кажется идеальным. А его возраст, изрезанное морщинами лицо и слегка сутулящаяся фигура только добавили правды в его образ.
Партию Луизы достойно спеть могут далеко не все. Она одна из самых трудных у Верди, с огромной амплитудой эмоций, большим диапазоном, белькантовыми «украшениями», долгими кантиленными фразами, с труднейшей арией почти в самом начале, когда голос еще «не разогрелся», и с многочисленными ансамблями. Трудно представить себе лучшую Луизу, чем Соня Йончева (хотя за партию она взялась впервые) с ее теплым, слегка меланхолическим сопрано, кажущейся непринужденной виртуозностью и поразительной искренностью. Под стать ей Родольфо – Петр Бечава, польский тенор, давно не появлявшийся в Мет. Возвращение оказалось триумфальным: страдания героя, его импульсивность, перемены от ненависти к нежности, от гнева к раскаянию переданы с абсолютным вокальным контролем.
Эту славянскую пару дополняет превосходная «русская тройка»: бас Александр Виноградов (граф Вальтер, бас Дмитрий Белосельский (Вурм) и меццо Олеся Петрова (Федерика). Отлично провел спектакль дирижер Бертран де Билли: идеальные темпы, стройные ансамбли, отточенные, проникновенные хоры и чуткость к певцам – чего еще желать? Немудрено, что спектакль завершился небывалой по продолжительности овацией стоя. Такой дружный, восторженный рев, каким приветствовали выход каждого исполнителя на поклон, теперь не так часто услышишь.
Между тем на этой неделе Мет впервые показала еще одну оперу «о женской судьбе», правда, с хорошим концом. Потому что сказка – «Золушка», опера Жюля Массне, которая никогда в Мет не ставилась. Но об этом – в следующий раз.
