Современные композиторы - не без помощи кинематографа – особенно поднаторели в создании атмосферы тайны и ожидания, в изображении странного и пугающего. Англичанин Томас Адес, чей «The Exterminating Angel» только что представила Метрополитен-опера, в этом просто виртуоз, а то, что он стал музыкальным руководителем и дирижером постановки, сильно помогло успеху его новой работы. Кто, как не сам автор оперной драмы, может вывести на поверхность все ее – здесь весьма многочисленные и часто захватывающие – нюансы и перепады настроений?
Но сначала был текст и сюжетная основа, выбранная безошибочно, учитывая почти наследственное пристрастие композитора к сфере подсознательного (его мать – один из крупнейших исследователей сюрреализма): фильм Луиса Бунюэля El ángel exterminador (в России это перевели как «Ангел-истребитель», хотя тон фильма просит «Ангел истребляющий»), снятый в 1962 г. в Мексике. Фильм загадочный и по эстетике двойственный: начинается все вполне обыденно, но драма постепенно обрастает странностями и объяснений им нет.
То ли мрачная пародия, то ли «фильм ужасов», предчувствие грядущих катастроф, предостережение против «овечьей» пассивности, которая может привести к концу цивилизации, к панике, хаосу, деградации... Концепция размыта, как сон. Каждый волен воспринимать фильм. По воспоминаниям снимавшихся в фильме актеров, «сеньор Луис» на вопросы «о чем это?» отвечал чем-то обыденным, вроде «разве вы никогда не завтракали дважды в один день?», так толком ничего не объясняя. Возможно, потому что сам не очень понимал, что делает, а следовал, как истинный сюрреалист, зову подсознания.
Похожее, но вызывающее сегодня особенно тревожные ассоциации «мерцание» между социально-писхологическим реализмом характеров и странностью ситуаций, бытовой конкретикой и экзистенциальной мистикой создает в своей опере Адес вместе с автором блистательного либретто и столь же блистательной постановки Томом Кэйрнсом (эффектные костюмы и декорации Хильдегард Бехтлер, свет Джона Кларка, проекции Тала Ярдена).
Первое, что мы замечаем, войдя в зал, - это овцы, медлительные пастухи, зеленоватый туман, контуры деревьев в полумраке и короткий, настойчиво повторяемый мотив колоколов. Свет в зале еще не погас, но действие уже перенеслось в элегантный особняк и разворачивается быстро, сразу задавая загадки: почему слуги так не хотят оставаться в доме, почему бегут, почти в панике, оставляя дворецкого Джулио в одиночестве обслуживать вернувшихся из Оперы хозяев и их элегантных состоятельных гостей? И почему всю первую сцену надо повторять? Впрочем, начало повторяется и в фильме, сразу задавая происходящему абсурдистскую окраску.
А дальше вечер плывет привычным курсом: тосты, флирт, сплетни, Бланка играет что-то лирическое на рояле, Эдуардо и Беатрис танцуют и думают о предстоящей свадьбе, седовласая Леонора влепляет долгий страстный поцелуй своему доктору, приводя его в замешательство, и все просят певицу Летицию (Адес заставляет колоратурное сопрано Одри Луну петь в немыслимо высоком даже для нее регистре) исполнить что-нибудь, повторяя, что пока она этого не сделает, они никуда не уйдут...
И не уходят. То есть уйти-то собираются, но что-то их останавливает, и они так и остаются в этой комнате, и проведут в ней энное количество времени. Сколько именно – никто не знает. Как никто не знает, какая сила не выпускает их из этого плена и почему даже дворецкий, который приносит утром кофе, уже не сможет вернуться на кухню, а собравшаяся у дома толпа так и не проникнет в дом.
После двух с лишним часов, насыщенных «многоканальными» диалогами и ансамблями, взрывами ненависти, эпизодами нежности, взаимными обвинениями, заговорами, драками, голодными галлюцинациями, смертью одного героя, самоубийством двух других, попыткой изнасилования, сжиганием мебели, черным юмором и полным забвением элементарной гигиены, все как будто разрешается. Но тут оказывается, что и тех, кто вышел на волю, и тех, кто их встречает, ждут новые границы, за которые нельзя ступить...
Все это великолепно исполнено большим ансамблем певцов-актеров (только главных ролей пятнадцать!) и благодаря динамичной драматургии и изобретательной партитуре смотрится с интересом и даже иногда волнует. Почему иногда? Адес, при всем своем таланте и мастерстве (особенно в том, что касается оркестровых красок), страдает типичной для современной серьезной музыки болезнью: неспособностью создать выразительную и естественную, эмоционально захватывающую вокальную линию. Как учит история, для создания таковой надо опираться на интонационный словарь эпохи, то есть выйти за рамки собственной «атонально-речитативной» клетки, в которую заточили себя многие воспитанные в консерваторских классах композиторы. 18 ноября спектакль можно будет увидеть в кинотеатрах мира. Начало трансляции в 12:55 по нью-йоркскому времени.
