Так решило руководство музея. Причина – протесты и угрозы защитников прав животных (они будут сохранены как часть истории данной выставки).
Один из изъятых объектов изображал разрисованных китайскими и латинскими буквами свиней, совокупляющихся на полу, усыпанном книгами (видео перформанса «Пример переноса»), другой - агрессивных псов, прикованных к тредмилу и тщетно рвущихся друг к другу (автор второго, Сю Бинь, пишет в своем комментарии: «Может быть, смысл современного искусства в том, чтобы чутко предостеречь людей от грядущих проблем?»). Оба видео можно найти на Интернете.
Больше пострадал «Мировой театр» живущего с 1989 года во Франции Хуань Йон Пиня: клетка-мост с пирамидальным павильоном и аккуратными ящичками под ним. Стоящий в Высокой галерее, в самом начале выставки, он должен был быть населен живыми насекомыми и рептилиями, пожирающими друг друга, и возник как метафора современного общества, где под жестким управлением государственных структур (стены клетки) людям ничего не остается, как в хаосе повседневности биться за выживание и поедать друг друга. Сейчас конструкция пуста, так что каждый волен включить свое воображение.
Парадокс в том, что выставка, почти исключительно созданная вокруг борьбы с цензурой, за свободу критического высказывания, началась с акта... цензуры. Пусть и не государственной.
Впрочем, скандал – подспорье для пиара. Выставка в нем нуждается, потому что адресат ее не безграничен. Занимая всю спираль музея и два боковых «отсека», она сфокусирована на концептуальном искусстве, причем созданном в течение 20 лет между событиями на площади Тяньаньмэнь и Олимпийскими играми 2008 года. Для Китая это было время немыслимого экономического рывка, совпавшего с крушением надежд на подлинную демократию, свободу и справедливость. Искусство отреагировало разочарованием, иронией, скепсисом.
Многие художники эмигрировали (больше трети тех, кто представлен на выставке, живет вне Китая, в основном в Европе и Америке). Все начали активно «догонять» западное искусство и его «тренды». А Запад всячески приветствовал наиболее понятное ему концептуальное искусство, окрашенное критикой существующего порядка.
Число академий изобразительного искусства, выпускающих высокопрофессиональных художников, в Китае огромно. Подавляющее большинство развивает классические традиции каллиграфии (по сей день главного жанра по числу работающих в нем), живописи, скульптуры, бумажного дизайна, видео (что, к примеру, иллюстрирует павильон Китая на Венецианской биеннале-2017). Однако главный куратор нынешней выставки Александра Манро и ее команда остановили свой взор именно на концептуальных проектах, где всевозможные комбинации видео, фотографии, скульптуры, перформанса, слов и всякой «шелухи жизни» призваны нести определенный «месседж», содержание, идею. Воплощение – в прямой корреляции с содержанием – «не всегда привлекательно», как точно заметил на презентации директор музея Гуггенхайма Ричард Армстронг.
Привычную красоту вытеснили агрессия, брутальность, сарказм. Вместо гармонии – информация и ассоциация. Иногда довольно очевидная, как в инсталляции «Стремительное рождение» Чен Женя (1999): с крыши ротонды свисает «дракон», собранный из сотен велосипедных покрышек, с кучкой поломанных велосипедов в качестве «головы». Чем не символ перемен, которые переживала страна в то время?
Традиционные жанры тоже представлены, но скупо. Выделяются картина Ван Гуанджи, поместившего официальный портрет Мао Цзедуна за красную решетку аккуратных квадратов; огромное черно-белое (тушь на бумаге) полотно «Роскошь неба и земли» Лиу Дана, инсталляция с серией акварелей Шунь Юаня... Названия многословны и часто саркастичны, как у картины Ян Ли «А тебя взяли на выставку в Германию?».
Одна из главных фигур выставки – Ай Вейвей. Он был советником в отборе экспонатов, он же составил программу сопутствующего выставке фестиваля документального китайского кино (в ней есть и пара его фильмов). Одновременно на экранах Америки появился его последний фильм: «Людской поток» (Human Flow) – большой, подробный, визуально мощный обзор проблемы беженцев в сегодняшнем мире, снимавшийся в 23 странах, от Италии до Бангладеш, от Германии до Иордании.
Самый известный сегодня китайский художник и правозащитник живет сейчас с Берлине. Сын поэта, изгнанного на принудительные работы в деревню в начале Культурной революции, он провел свое детство и отрочество в китайской глубинке. В 1978-м поступил в Пекинскую киноакадемию, а 80-е провел в Нью-Йорке. В 1993 году вернулся в Китай, оснащенный знанием современных западных направлений и чувством свободы. Он прославился своими ироничными, смелыми перформансами и инсталляциями (вроде представленного на выставке фототриптиха «Ай Вейвей роняет урну династии Хань с лого Кока-Колы») и организовал «Пекинский Ист-Вилледж», объединение молодых экспериментальных художников.
В 2009 году, возмущенный попытками властей замять последствия Сычуаньского землетрясения и подлинные цифры потерь, он на Интернете перечислил имена погибших детей и подростков, обвиняя в потерях безответственную практику строительства школ, а в Мюнхене создал инсталляцию из 9 000 детских рюкзачков – по числу погибших. В 2011 году был арестован, избит и отправлен в тюрьму, где провел 81 день, затем - домашний арест, длившийся четыре года. Только в 2015 году ему вернули, под давлением мировой общественности, паспорт, и сейчас он живет с семьей в Берлине.
Его инсталляции, плакаты, надписи, фотографии можно будет до февраля видеть по всему Нью-Йорку. Так, у входа в Центральный парк стоит высоченная «Золоченая клетка». Только в ней не скорпионы со змеями, а люди. Зайти может каждый, если, конечно, преодолеет лабиринт заграждений и турникетов внутри! Похоже на мечту о богатом Западе, куда так непросто прорваться...
