Это еще и про нас, которые прожили все эти годы вместе с Юрским, рядом с его неповторимым голосом и умом, его иронией, теплом, даром перевоплощения, феноменальной памятью. Рядом с его Пушкиным, его Пастернаком, его Чеховым.
Приглашенный Русско-Американским фондом принять участие в традиционном Russian Heritage Month (месяце русского наследия), он - без всякой рекламы, практически необъявленный, забил до отказа «малый» Карнеги-холл. Думаю, мог бы забить и большой. Некоторые особенно упорные поклонники ждали на улице до антракта: вдруг кто-то уйдет и передаст свой билет. Никто не ушел. Было много молодежи.
82-летний актер, режиссер и писатель в отличной форме. Концерт он провел без скидок на возраст, славу и прочие «извиняющие обстоятельства» - с изумляющей энергией и отличным чувством времени. Без шпаргалок, почти ни разу не присев, с минимумом реквизита (стол, два стула и атрибуты зала - рояль и корзина с цветами в углу сцены), он дал - как, впрочем, всегда это делал, - на редкость содержательное, длившееся больше двух часов представление в двух отделениях, смесь поэтических чтений, театрального спектакля, душевного разговора и литературоведческой лекции с объединяющей автобиографической нитью.
Указание жанра в програмке - «Свободный концерт» - показалось необязательной подстраховкой: все элементы были представлены в точной пропорции. Выверенная опытом режиссера, писателя, аналитика, человека сцены дозировка оказалась безошибочной. Вечер назывался «От классики до современности с поклоном Иосифу Бродскому», и Бродского действительно было много, от ранних «Остановки в пустыне», «Одной поэтессе», «Подсвечника» до фрагмента из «Мухи» (рядом с воспоминанием о первой встрече с поэмой - в 1985 году, в купленном тайком в Японии журнале «Континент», который Юрский побоялся везти в Россию, увезя взамен поэму в голове) и «Театрального» , посвященного ему, Юрскому, о чем актер не подозревал, впервые увидев стихотворение уже после смерти поэта.
Но было и другое: в первом отделении Пушкин («Сцена из Фауста») и Пастернак, как фон или, скорее, некая точка отсчета. Во втором - «юмористическая разрядка» из собственного творчества: прелестный, часто исполняемый и все равно вызывающий смех рассказ «Свободный рынок времен застоя», посвященный сидевшему в зале коллеге, актеру Борису Лескину, и свое «Театральное» - ответ Бродскому (сразу замечу, великолепный монолог-слепок российских 90-х). «Когда-то мы были знакомы, - вспоминал актер, - и я зазывал его на свои концерты...». Бродский отказывался. «Он полагал, что только поэты имеют право читать свои стихи».
Не думаю, что поэту понравилось бы чтение Юрского - слишком уж оно отличалось от его собственного, музыкального, несущего и его, и нас на некоей единой певучей волне. Но текст отдан в мир, и каждый наделяет его своим смыслом, интонацией, пониманием, и чем больше разных интерпретаций мы слышим, тем богаче оказывается текст. Юрский, который не раз говорил, как удивляет его в Бродском сочетание философской глубины и разговорности, выделяет последнее: именно разговорная интонация диктует ритм его чтения. И разве не эта восхитительная разговорность, легкая, полетная, как пушкинский почерк, слегка ироничная, в свое время стала таким откровением в его незабываемом телевизионном «Евгении Онегине», перевернувшем для многих представления о пушкинском романе в стихах?
И, конечно, Юрский всегда остается Актером, лицедеем, мастером создавать характеры, виртуозом стремительных перевоплощений. Недаром из Пушкина для этой программы он выбрал «Сцену из Фауста». И совсем не случайно Бродский сочинил свое «Театральное» именно как сцену в стихах, даровав Юрскому не просто посвящение, но возможность лишний раз продемонстрировать свой блистательный дар.
Впрочем, почему говорят «лишний раз»? Совсем не лишний. Мы не против встретиться еще...
