Сергей Лойко: портрет на фоне войны

«В бронежилете мне удобней, чем во фраке»

Слово «аэропорт» у меня многие годы ассоциировалось с названием книги Артура Хейли. Последние два с половиной года – с замечательной книгой Сергея Лойко. Встреча с ним недавно состоялась в Нью-Йорке, в Бруклинской публичной библиотеке.

«В бронежилете мне удобней, чем во фраке»

Несколько предваряющих слов. Сергей Леонидович Лойко – писатель, корреспондент и фотограф. Работал в московском бюро газеты Los Angeles Times, сотрудничает с «Новой газетой». Автор репортажей из районов военно-политических конфликтов в странах бывшего СССР и дальнего зарубежья (в частности, Афганистана и Ирака). В 2015 году серия фотографий, сделанных Сергеем Лойко внутри Донецкого аэропорта, выдвигалась на Пулитцеровскую премию и World Press Photo и стала частью пакета, который был удостоен в 2015 году престижнейшей американской премии Overseas Press Club Bob Considine Award «За храбрость, достоверность, оригинальность, глубину и выразительность описанного». Роман Сергея Лойко «Аэропорт» переведен на 11 языков и вышел во многих странах Европы и Азии.

- Что вас, благополучного и успешного профессионала, заставило рисковать жизнью в горячих точках?

- У меня было 25 военных командировок, и я каждую из них считаю своей маленькой войной, но последняя командировка затянулась на два года и стала большой войной, которую я пропустил через сердце впервые в жизни.

- Каким образом вам удалось остаться свободным, в мыслях и действиях? И сколько свободных людей вы видите рядом с собой в России?

- В детстве я общался с дедушкой, который был революционером с дореволюционным стажем. Он приехал в Москву из Бобруйска без образования, без всего, а потом стал при советской власти директором завода. Так вот этот дедушка, старый большевик, когда я к нему приходил, кормил меня какой-то вкусной колбасой и пирожными, интересовался, «сколько у меня было в классе жидов»... И это был уровень советского человека. Я думаю, что мое воспитание было протестным с самого детства. Мне не нравились его пирожные, мне не нравились его пьяный бред и идиотские коммунистические песни.

- Многие в нынешней России привыкли к относительному житейскому комфорту последних двух десятилетий. Несмотря на очевидное недовольство, они явно не намерены протестовать против того, что происходит вокруг. У вас есть этому объяснение?

- Россия одержала - я бы сказал, потерпела - победу во Второй мировой войне, которая оказалась пирровой победой. И эта победа консолидировала сталинский режим, дала ему новое дыхание. На Красной площади лежит ленинский труп, так сказать, вечно живой. Я верю в мистические вещи. Считаю, что пока этот смердящий труп не будет убран с Красной площади, пока памятники всем этим лениным и прочим людоедам не будут убраны из всех городов, ничего хорошего в стране не произойдет. Понимаете, у России, у Советского Союза не было своего Нюрнбергского процесса над коммунизмом. И этот коммунизм - это же чума XX века. Это хуже, чем гитлеровский фашизм. Коммунистическая идеология - это медленный ад. Это такая экзема, когда с тебя клочьями слезает кожа, когда у тебя все болит, но ты не умираешь, а страдаешь. И Путин даёт им для облегчения страданий плацебо, которое называется имперское мышление, вместо того, чтобы давать им хорошую работу.

- Вы провели в Донецком аэропорту, вернее, в том, что от него осталось, четыре дня. Вы единственный иностранный корреспондент, кому удалось попасть в этот ад и увидеть все своими глазами. Извините за наивный вопрос: вам было страшно?

- Перед каждой главой книги поставлен эпиграф. Вступительный эпиграф такой: «И дале мы пошли - и страх обнял меня» - Александр Пушкин, «Подражание Данте». Это не случайно, потому что действительно эта война страшная, и в аэропорту там был сущий ад. Я не скажу, что я человек, которому не хочется жить, или безумно смелый, не чувствующий боли. Я обычный человек. Это моя работа - я за это получаю деньги.

- Так вы за деньги пошли на такой риск?

- Ну, и в том числе... За 25 лет я привык работать профессионально, то есть, если есть новости, я работаю. Главной новостью за эти два-три года остаётся эта война между Россией и Украиной. Я побывал на этой войне, я счастлив, что повстречал замечательных, несгибаемых людей. Я помню их лица и глаза. Знаете, у всех защитников аэропорта были потрясающие лица. У ополченцев, у зеленых человечков, лица всегда закрыты. Люди защищают Родину открыто. Пришедшие убивать на чужую землю скрывают лица.

- Есть люди, которые не разделяют ваши взгляды, не понимают вас и отвергают вашу позицию...

- Да мне на это... наплакать. Я сейчас пишу вторую книгу. У меня много друзей по всему миру. Я уже в таком возрасте, когда я достаточно самодостаточный. Да, я потерял какое-то количество хороших знакомых, когда началась эта идиотская война, которой не должно было быть. Мне жаль этих людей, мне неприятно, что со мной рядом живут такие люди, которым наплевать на то, что гибнут люди.

- Как коллеги-журналисты отнеслись к вашей «командировке в ад»?

- Мои коллеги где? Я американский журналист. Российских коллег я коллегами назвать не могу, потому что в России свободной прессы нет. Все журналисты, которые работают в России, даже журналисты «Эха Москвы», «Дождя», «Новой газеты», так или иначе встраиваются в систему пропаганды и вранья. Поэтому они мне не коллеги! Мои коллеги - американские, английские, вообще западные журналисты. Я горд полученными престижными премиями. Очень почетна была редакционная премия Los Angeles Times, она даётся лучшему иностранному журналисту, который работает за границей, и определяется голосованием журналистов, работающих в этой газете. Это для меня высшая награда.

- На фотографии в «Фейсбуке» вы во фраке получаете эту награду.

- Это была вообще комедия! В первый раз в жизни я надел фрак. Почувствовал себя рыцарем в средневековых доспехах, которые моментально хочется снять. В бронежилете мне как-то удобней, чем во фраке.

- Если бы не было этой войны, о чем бы вы хотели написать или снимать?

- Если бы не было войны, я бы не написал книги - все мои три книги, а я две уже написал, а одну почти. Они все о войне. Сейчас последнюю книгу пишу, это триллер, боевик и детектив. Новая книга о страшной трагедии – о сбитом летом 2014 года малайзийском «Боинге». А книга «Аэропорт» просто вырвалась из меня, я ее родил в муках за один месяц. Я просто не мог ее не написать, потому что это было потрясение. Я на этой войне потерял все, что у меня было хорошего в этой жизни в России. И это ещё одна причина, почему мне наплевать, что говорят и думают обо мне в России, потому что я потерял людей, чье мнение было для меня важным. А сейчас ведутся переговоры по поводу съемок фильма по книге «Аэропорт». И это будет фильм украинский, но снятый совместно с Голливудом. В конце марта у меня должна состояться встреча с продюсерами.

- У вас удивительное чувство предвидения. Вы предсказали события, которые произошли потом. Вы их предсказали два года назад в книге. Как вы считаете, чем закончится то, что происходит сейчас на Донбассе?

- Все закончится хорошо, потому что все, что сейчас происходит, очень плохо. И хуже уже быть не может. По поводу предвидения – принимаю заказы (смеется). Я, к примеру, написал в своей книге, как гибнут два командира этих самых ополченцев. У меня их зовут Ваха и Феррари, прямыми прототипами для них были Гиви и Моторола. Это было написано в 2015 году. Практически со всеми деталями я предрёк, что с ними произойдёт. В книге есть и предостережение. Я про него как-то забыл, один читатель мне на встрече напомнил. В седьмой главе МБЧ - маленький большой человек, президент России, распекает своего генерала и говорит: «Поймите вы наконец, мои дорогие стратеги кабинетные, генералы паркетные, дурилки картонные, гражданскую войну должны выигрывать воюющие с несправедливостью граждане, местные герои вроде Вахи и Феррари, или как их там, а не Краснознаменный ансамбль песни и пляски Красной армии». Вот это было предостережение. На самом деле оно оказалось пророческим: не должен Краснознаменный ансамбль принимать участие в войне. Он принял участие в войне, и мы знаем, что произошло.

- Украинцев стали обвинять в отсутствии сочувствия после того, что произошли те события, о которых вы написали.

- Сочувствия и правда нет - россияне сами виноваты. Если бы в годы войны с нацистами мы бы услышали, что разбился самолет с ансамблем песни и пляски немецкой армии, вы ожидали бы какого-то сочувствия? Нет. Здесь произошло то же самое. Нельзя быть агрессором и требовать от страны, от народа, в отношении которого ты агрессор, какого-то сочувствия к себе.

- Мы живём в эпоху информационных войн. И они страшны тем, что калечат души людей, калечат сознание. Что вы можете сказать о той информационной войне, которую ведет Россия?

- Знаете, она уничтожила жизни людей ни за что. Она уничтожила жизни тысяч людей. Этой войны не должно было быть. Она рождена средствами массовой информации под руководством Кремля. И вот эти персонажи: Добродеев, Эрнст, Кулистиков, Соловьев и многие другие, которые идут в первых рядах «журналистов», проповедующих и разжигающих эту войну, вот они, как случилось уже в Нюрнберге с фашистскими пропагандистами, должны сесть на скамью подсудимых в Гааге и им должен быть вынесен самый жестокий, самый справедливый приговор, чтобы такое больше не повторялось.

- Я надеюсь, мы доживём до этого момента.

- Уверен!

- Возможно ли примирение между народами Украины и России?

- Я не люблю вопросы про народы. Я так скажу: между странами. Примирение возможно, но не в ближайшей перспективе. Чем быстрее в России произойдёт Нюрнбергский, или Гаагский, процесс, чем быстрее то, что сделала и делает Россия, будет признано преступлением против человечности официально, тем быстрее восстановятся отношения между странами. Вот Украина подала иск о том, что Россия поддерживает терроризм. И Россия наняла очень опытных адвокатов, чтобы они там такого коллективного Чуркина разыгрывали.

Из этого ничего, по существу, не выйдет, кроме того, как сказал один врач одному безнадежно больному пациенту в анекдоте в известном стиле «чёрного юмора» - «Вам нужно съездить на грязи. Пациент недоуменно: зачем, разве это поможет? – Не поможет, но будете к земле привыкать...». Здесь тоже не особо поможет, но Россия начнет привыкать к Гааге. И я уверен, что она привыкнет до такой степени, что некоторые кресла для подсудимых будут заняты конкретными персонажами. И я надеюсь, что я увижу тех самых коллег в кавычках, о которых мы говорили.

- А что делать с теми 86 процентами, которые, согласно опросам, поддерживают нынешнюю власть?

- Во-первых, это фиктивная цифра. Верить никаким опросам в России нельзя. Я вам так скажу: я абсолютно уверен, что пятидесяти процентам россиян вообще на все наплевать.

Им это неинтересно, главное, чтобы их никто не трогал.

- В Америке живет ваш сын. У вас не было желания уехать сюда и быть свободным человеком на свободной земле, заниматься своим любимым делом, снимать, писать книги и не испытывать каждый раз судьбу, возвращаясь в Россию?

- Есть замечательный испанский фильм, он называется «Море внутри». Это про человека, который прикован к постели. Мне близко это выражение – «море внутри». Свобода, комфорт у меня внутри. Я, как марсианин в книге Герберта Уэллса «Война миров», окружаю себя собственным миром, своей собственной средой. Я привёз из Тверской области тысячу сосен. Посадил их в своём посёлке не только на своём участке, но вообще на всей его территории. Купил песок, засыпал часть болота. На другой части болота сделал пруд, там теперь лебеди и утки. Там же был овраг, и я его засыпал строительным мусором, потом песком, потом землей, закрыл газоном. И это не у себя на участке - это в посёлке, где живут люди, построил детскую и спортивную площадки. У меня в этом поселке помойка самая чистая в мире. Я сделал дорогу настоящую, провёл настоящее электричество с изолированными проводами, заменил весь водопровод. Почистил лес, как в Финляндии, на 500 метров вглубь по периметру посёлка. Одним словом, создал свою собственную Швейцарию, в которой мне удобно. Она мне не принадлежит - она принадлежит всем. И люди в этом посёлке думают, что я сумасшедший.

- А как «швейцарцы» по соседству? Как они вас воспринимают?

- Молятся на меня, обожают меня, презирают меня за мои убеждения.

- А чего больше - презрения или обожания?

- У них комфорт появился. Они жили в дерьме и вдруг за последние десять лет переселились совершенно в другую страну. Конечно же, обожают. И это меня очень греет.

- Что такое зона комфорта для вас? И что такое счастье?

- Для меня зона комфорта - это озеро в Финляндии, на котором я уже много-много лет раз в год на две-три недели снимаю замечательный коттедж в августе или сентябре, куда я езжу, где живу, собираю грибы и ловлю рыбу. Это для меня зона комфорта. Под Москвой именно в том месте, которое я создал. И это моя зона комфорта.

- Я надеюсь, что мы будем встречаться в Нью-Йорке, обсуждать ваши будущие книги и фильмы.

- Главная наша задача - жить! У меня нет задачи кого-то образовывать. Все, что я делаю, - я живу, и хочу поделиться с людьми соображениями по поводу того или иного предмета, если им это интересно. В своей новой книге, надеюсь, правильно предсказываю некоторые события, о которых мы сегодня говорили. Наша жизнь состоит из текущего момента, одной секунды. Мы живем сейчас, и уже это наше интервью - наше прошлое. Поэтому каждую секунду надо жить!

Что еще почитать

В регионах

Новости региона

Все новости

Новости

Самое читаемое

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру