Задняя стена упирается в канал: прямо из дверей – в воду. Как ухитрились архитекторы, восстанавливавшие театр Ла Фениче после пожара 1996 года, уместить в это пространство и многоярусный зал (теперь он вмещает 1000 человек, на пару сотен больше, чем раньше), и просторные фойе, и по-современному оснащенное закулисье, непонятно.
Но венецианский театр, названный «Фениксом» по случаю его первого послепожарного возрождения в 1792 году, видевший премьеры опер Россини, Беллини, Доницетти и Верди и заново открытый после нескольких лет тщательной реставрации в конце 2004 года, еще раз оправдал свое имя. Он дает около 140 представлений в сезон, длящийся почти круглый год (туристы составляют большую часть публики), ставит около 10 новых спектаклей в сезон и находится в очень неплохой, особенно по нынешним итальянским кризисным стандартам, финансовой форме.
До этого театр горел в 1836 году, но был восстановлен через год. Пожар 1996 года был поджогом (виновников-электриков поймали и посадили) и оставил только стены, так что восстановление шло долго, со скандалами и проволочками.
Результат понравился не всем. Обилие деталей в интерьере (позолота и лепнина, портреты композиторов вперемежку с амурами, бахрома над ложами, бирюза с музами на потолке, розовый бархат кресел) могут и озадачить: какое-то нео-рококо, хотя, на мой взгляд, довольно симпатичное. Кресла удобные, широкие, не «смежные», в ложах – всего по четыре человека, освещение зала – мягкое, почти интимное, и в антракте можно гулять по роскошным фойе (в одном из них сейчас проходит выставка «Мария Каллас в Ла Фениче»). Главное же, зал сохранил атмосферу европейского оперного театра: форму подковы, ощущение близости к сцене, теплую акустику.
Мои места на обоих спектаклях были в последнем ряду партера, откуда без бинокля легко различалась мимика актеров. Голоса при этом не тонули в пространстве зала, как бывает в нашей Мет.
Слушала я не идущую в Америке оперу Масканьи «Милый Фриц» (“L’Amico Fritz”) и популярнейшую «Травиату». Напомню, что скандальная премьера оперы Верди состоялась именно в Ла Фениче, она же – в интерпретации канадского режиссера Роберта Карсона – была первой оперной постановкой в обновленном здании и по сей день используется дирекцией как верный способ привлечения интернационального зрителя: в течение сезона спектакль исполняется около 40 раз, заполняя таким образом, согласно статье Джорджа Лумиса в «Нью-Йорк таймс», 25 процентов годового календаря.
Несмотря на долгую и интенсивную жизнь (весь май и июнь «Травиата» шла по 2-3 раза в неделю!), спектакль Карсона выглядит еще довольно свежо. Опередив на несколько месяцев сенсационную зальцбургскую постановку Уилли Декера (ныне идущую в Мет), он тоже переносит события в наши дни и одевает Виолетту в первом действии в ярко-красное платье. Тут есть свой визуальный лейтмотив, но не часы, как у Декера, а лесной пейзаж, который сначала является как картина на стене в комнате Виолетты, а во втором акте становится реальностью, осуществленной, пусть на миг, мечтой, чтобы затем снова стать картинкой на стене... Правда, летящие с деревьев, вместо осенних листьев, купюры – это уж слишком очевидно. Но не мешает. Мне нравится, как поставлены танцы в третьем действии, и даже то, что Альфредо здесь – фотограф в кожаной куртке, то и дело «щелкающий» направленной на Виолетту (с явным обожанием) камерой.
При таком обилии спектаклей трудно обеспечить звездный кастинг, да на него Ла Фениче и не опирается: денег маловато. Исполнители в основном – итальянцы, причем молодые или просто не «первого ряда» (в длинном списке чередующихся Виолетт я нашла и пару русских имен: Ирина Дубровская и Мария Баканова). Джессике Нуччо (Виолетта) всего 31 год, она уже пела Мими в «Богеме» на Зальцбургском фестивале, а в партии Виолетты возвращается в Ла Фениче каждый год, начиная с дебюта в 2011. У нее тяжеловатая, не слишком соблазнительная походка и не слишком интересный тембрально голос. Но партию она знает в совершенстве, чувствует каждую ноту, и поет с неслыханной гибкостью фразировки и пониманием каждого слова. Такое же понимание стало украшением роли Альфредо (звоноголосый итальянец Леонардо Кортеллацци). А вот Жермон был слаб: больше проговаривал, нежели пел... Лучше всех оказались оркестр и дирижер Франческо Иван Кьямпа.
Аналогичным был баланс в «Милом Фрице», где неровный уровень солистов (неестественная и технически слабая К.Ремиджи в главной женской роли Сюзль, красивый, досточно крепкий, но не слишком опытный тенор А. ди Луцио в роли Фрица и благородный, умелый баритон Э. Фабиан в роли его друга Давида) сглаживала слаженная, чуткая, хорошо сбалансированная игра оркестра и работа дирижера-ветерана Фабрицио Карминати.
Судя по этим спектаклям и репертуару оркестровых концертов, которыми дирижируют известные дирижеры (в том числе Ю.Темирканов), в Ла Фениче — мирового класса оркестр. А хороших певцов маловато. Еще несколько десятков лет назад на родине оперы все было наоборот...
«Милый Фриц» известен в Италии, но в Ла Фениче поставлен только что. Написанная через год после «Сельской чести», в 1891 г., опера по музыке — ее родная сестра: те же красивые мелодии, сочные гармонии, драматичные нарастания, рвущие душу кульминации. Проблема в либретто: три акта разговоров о холостяке Фрице, который неожиданно влюбляется в деревенскую девушку и долго (слишком долго) боится, как и она, признаться в этом. Конец счастливый, но не для скучающего зрителя. Масканьи хочет сочинять музыку в стиле Пуччини, но не имеет пуччиниевского терпения и требовательности к качеству либретто: достаточно заурядная история про заурядных людей с элементами сусальности в одних случаях «ложится» на не совпадающую с ней страстную, на повышенных эмоциональных тонах музыку, в других рождает нечто приятно-водянистое. Пронзительно-яркие жизнерадостные тона слегка условных декораций и даже умная игра света не слишком помогают.
Зал, однако, на обоих спектаклях был полон. Небольшой перерыв в представлениях будет лишь в июле. А в августе в театре покажут «Норму» и «Любовный напиток».
