Она любезно согласилась побеседовать с корреспондентом «ВНС» в связи с приближающимся 110-летием со дня рождения ее отца, писателя Василия Семеновича Гроссмана, автора эпохального романа «Жизнь и судьба», других замечательных книг и рассказов.
- Екатерина Васильевна, многим поклонникам творчества вашего отца известно, что он родом из украинского городка Бердичева. Долгие годы он жил и работал в Москве. Не вспомните, где конкретно?
- Став известным писателем, отец жил в самом центре Москва: на улице Герцена, теперь – Большая Никитская. Потом поселился в коттеджном поселке на Беговой; дома эти были со временем снесены. В писательском кооперативе на Красноармейской улице, что у метро «Аэропорт», папа купил однокомнатную квартиру, ставшую его рабочим кабинетом. На этом доме помещена мемориальная доска в память о нем, установленная в 2005 году - к 100-летию со дня его рождения. В этой квартире ему хорошо работалось, в ней его навещали друзья, я часто там появлялась.
- Я знаю, что вы продолжаете публиковать материалы об отце...
- Начиная с перестройки, когда вышла «Жизнь и судьба», в альманахе «Новые Тарусские страницы» прошла большая моя публикация. Воспоминания об отце печатались в журналах «Огонек», «Сельская молодежь» и многих других. На эти воспоминания меня благословила известная писательница и литературовед Эмма Григорьевна Герштейн. Было это уже довольно давно, в доперестроечные времена. Сейчас в процессе работы моя книга воспоминаний «Семейная история».
- Роман «За правое дело» я прочитал, будучи подростком. Он мне понравился: страницы книги пахли порохом. А как сам писатель к ней относился?
- Он относился к ней как к хорошей книге, которая писалась много лет. Однако наступил момент, когда к содержанию книги стали придираться, особенно коллеги писателя – возможно, даже из-за личной антипатии к автору. Появились резкие критические статьи (зубодробительная статья в «Правде» была написана в разгар «борьбы с космополитизмом» писателем - сталинским лауреатом Михаилом Бубенновым. - В.Н.). Вы, конечно, знаете, что этот роман является первой частью дилогии о Сталинграде: «За правое дело» - «Жизнь и судьба». Отец был, помню, критикой очень огорчен. Его призывали к тому, чтобы он пришел в Союз писателей и покаялся в том, что написал что-то не так. Отец никуда не пошел. Все это продолжалось примерно около года, потом вдруг прекратилось. Этому «вдруг» предшествовала статья Фадеева «О некоторых перегибах в критике романа Гроссмана “За правое дело”». Фадеев к Гроссману хорошо относился и вообще был не худшим из руководителей Союза писателей.
- Сколько лет писал Василий Семенович «Жизнь и судьбу»? Вы и другие домашние знали, что он работает над большим романом?
- Закончив роман «За правое дело», отец сразу принялся писать «Жизнь и судьбу». Это был 52-й год; в 1960-м роман был закончен, в 1961 году арестован. Мы, естественно, знали, что он пишет большую вещь; в узком домашне-дружеском кругу он читал отрывки из романа. Работал над ним отец ежедневно и подолгу. Вставал очень рано, когда все еще спали, работал днем, часто и вечером, довольно поздно. Писал только рукой, пишущую машинку не использовал. Последние рассказы писал уже тяжело больным. Ему было трудно, я видела, как ручка в его руке дрожит, - он писал тогда рассказ «Обвал». А свой последний в жизни рассказ «В Кисловодске» он очень медленно отстучал на машинке.
- История ареста романа «Жизнь и судьба», общение писателя с серым кардиналом режима Сусловым хорошо известны. Ваш отец действительно произнес тогда фразу: «Я понял, что я умер»?
- То, что такая фраза была сказана, не вызывает сомнений, потому что арест романа был для отца страшным ударом. Мне же он сказал тогда: «Лучше бы они меня убили».
- Об участии в тайной отправке копии романа за границу Владимира Войновича и Семена Липкина также известно. Но для меня откровением было то, что микрофильм с рукописи сделал не кто иной, как академик Сахаров. Вам известны подробности этого смелого поступка Андрея Дмитриевича?
- Да, я знаю,что в передаче рукописи за границу участвовал академик Сахаров, однако в подробности меня никто не посвятил ни тогда, ни в нынешнее время.
- Каким человеком был ваш отец, Екатерина Васильевна? Какую роль в его жизни играли женщины?
- Он был вспыльчивым, но отходчивым. Его альтруизм выражался в поступках: например, он дружил с одним человеком, который был осужден по каким-то хозяйственным делам. Отец считал его невиновным и добился его освобождения. Помогал, бывало, и вовсе незнакомым людям. Можно сказать так: человек в принципе был ему глубоко интересен. В отношении женщин он был в некоторой степени комплиментщиком, и этим он им, бесспорно, нравился. По интонациям некоторых его знакомых дам я понимала, что они к нему неравнодушны. Но хочу подчеркнуть: он не был легкомысленным человеком - его отношения с женщинами были всегда всерьез и надолго.
- Каковы были его приоритеты и симпатии в литературе, какие авторы ему нравились?
- Если вы помните, в романе “Жизнь и судьба” у него есть, я бы сказала, настоящий панегирик Чехову. Несомненно, его кумиром в литературе был Николаевич Толстой. Отец помнил и довольно часто цитировал в разговорах со мной Гоголя, а бывало, и Пушкина. Когда я переводила Диккенса, он очень старался узнать от меня подробности его личной жизни. Почему, мол, он ушел из семьи? Чарльза Диккенса, Вальтера Скотта отец считал замечательными писателями. Из наших, русских, кроме уже названных, очень любил Лескова. Не могу не упомянуть Блока, это, пожалуй, единственный поэт Серебряного века, кого он почитал. Выделял, помню, Сергея Есенина. Ну и, наконец, ближайшим другом отца был Андрей Платонов, он очень ценил его как писателя.
- С огромным интересом год назад я посмотрел документальный фильм о Василии Гроссмане Елены Якович «Я понял, что я умер». Он показывался на Нью-Йоркском фестивале российской документалистики. Вы, конечно, знаете о фильме?
- Как же мне не знать, если я участвовала в съемках этого, да и не только этого, фильма об отце! Режиссер попросила меня участвовать в съемках одного из эпизодов, когда ФСБ возвращала нам рукопись арестованного романа «Жизнь и судьба». Мы поехали на Лубянку, где в огромном зале в присутствии десятка телекамер все это происходило. Я приболела тогда, и меня тронули учтивость и заботливость сотрудников ФСБ.
- Да, это очень выразительные кадры... Не могу не спросить у вас о впечатлении от многосерийного художественного фильма «Жизнь и судьба».
- Фильм, по-моему, удался. Замечателен подбор актеров. Мне очень понравился Сергей Пускепалис в роли Грекова, а также Сергей Маковецкий в роли Штрума.
- Как сложилась ваша жизнь, Екатерина Васильевна? Вы стали писательницей, переводчицей под влиянием отца?
- Я бы сказала так: если влияние и было, то на генном, что ли, уровне. Еще школьницей мне стало ясно, что я – гуманитарий. С детства писала стихи; их во время войны передавали по ташкентскому радио. Папа, узнав об этом, просил ему их прислать... В школе меня очень интересовала история, я могла стать не писательницей, а историком.
- Но ваш первый из двух написанных романов был историческим, так что все, как говорится, сошлось...
- Да, действие обоих моих романов и повести происходит в XVII веке. Хотя, если быть точной, сперва я писала рассказы. Но еще раньше меня увлек перевод. Я училась во Львовском университете, потом в Харьковском инязе. Там-то я и узнала, что существует предмет «художественный перевод». Мне профессия переводчика сразу понравилась, ею я занималась и позже, когда начала работать в Донбасс учительницей, и в Москве, когда состояла на службе в Библиотеке иностранной литературы. Здесь же, в Москве, показала свои переводы в редакциях и начала печататься. Так я стала переводчиком.
- Назовите, пожалуйста, несколько самых известных иностранных авторов, которых вы переводили.
- Легче сказать, кого я не переводила: Джека Лондона, например. А перевела едва ли не всех известных англоязычных авторов 19-го и начала 20-го веков. Из современных писателей-англичан в моем переводе вышли «Песнь Соломона» Тони Моррисон и «Никелевая гора» Джона Гарднера. В учебниках по переводу для институтов иностранных языков дважды упоминаются мои переводы особенно трудных текстов Диккенса и Теккерея.
- Что у вас сейчас на рабочем столе, Екатерина Васильевна?
- Отпросилась у самой себя в отпуск; перечитываю любимого Теккерея.
- Что бы вы пожелали нашим соотечественникам в Америке?
- Мне душевно близки люди, любящие книгу; желаю всем здоровья и благополучия.
