Но на новом спектакле Метрополитен-оперы (постановка Уильяма Кендриджа, музыкальный руководитель и дирижер Лотар Кенигс) о додекафонии и протяженности забываешь. Потому что все время занят.
Не отрывая глаз от сцены, дабы не пропустить многочисленные и постоянно меняющиеся образы, коими заполнено все ее пространство, одновременно стараешься прочесть английский перевод немецкого текста оперы, к счастью, в этот раз продублированный в титрах над оркестровой ямой. Вслушиваешься при этом в волны, вскрики, шумы, громы, трели и рулады музыки, такой же изменчивой, как и видеопроекции, покрывающие кулисы и движущиеся ширмы от пола до колосников.
И думаешь: о том, как озабочено было немецкое общество начала 20-го века сексом; как влияло на судьбы и характеры положение женщины как объекта вожделения; как Берг сочинял не столько оперу, сколько драму, усиленную музыкой; как по-настоящему нова, но отнюдь не аэмоциональна эта музыка, в которой желание и томление пронизаны страхом, предчувствием, жестокостью, кровью или мертвенным холодом, - а мелодия, еще недавно универсальное воплощение чувств, - разбита на осколки, как судьба Лулу и тех, кто ее любил, а благозвучие исчезло под грузом и скрежетом диссонансов, как исчезла La belle Epoque под колесами первой мировой войны.
Франц Видекинд, чьи пьесы о танцовщице Лулу легли в основу оперы, сочинял их на рубеже 20-го века. Берг обратился к ним в конце 1920-х, когда скандальные некогда сочинения Видекинда (между прочим, создателя и актера сатирического кабаре) уже мало кого шокировали. Послевоенная повседневность вынесла их на поверхность и размножила в судьбах сотен Лулу. Героиня стала символом: некогда невинная душа, превращенная миром в монстра, разрушенная и разрушающая. Постановка Кендриджа, элементы которой как будто сошли с полотен Макса Бекмана, Отто Дикса или Георга Гроца, возводит символизм образа в квадрат, но не забывает о психологической правде характера.
Блистательная немецкая певица Марлиз Петерсен, исполнявшая Лулу на всех главных сценах мира и, увы, расстающаяся с этой ролью, настолько «впета» и «вжита» в свою сложнейшую партию, что просто сливается с Лулу.
Гибко, умело и с редкой органичностью ведет она нас по траектории восхождения и падения своей героини, ее романов, браков, городов, в которых она оказывается, имен, которые дают ей влюбленные в нее мужчины. Хорошенькая венская фрау, позирующая для заказанного мужем-врачом портрета, разбогатевшая вдова и подруга художника, жена (и в конце концов убийца) могущественного издателя, сына которого она не прочь пленить, и – после еще целого ряда превращений (часть которых по замыслу Берга запечатлена в немом фильме), - лондонская проститутка, погибающая от руки Джека Потрошителя, - она многолика и безлика одновременно, потому что знает лишь одно: надо выжить, а для этого - чаровать и торговать собой, всякий раз становясь лишь отражением мужских фантазий и желаний. Постановщики (у Кендриджа большая команда соавторов) подчеркивают ее безликость бумажным колпаком с по-детски намалеванными чертами, который время от времени водружается на ее голову.
Невозможно перечислить и даже уловить за один вечер все элементы оформления – от десятков портретов, появляющихся и исчезающих на заднике, до слегка искривленных, но заполненных точными бытовыми деталями интерьеров. Трудно перечислить и всех исполнителей: их почти два десятка, в том числе и два мимических, но важных в общей «хореографии» персонажа. Некоторые исполняют по нескольку партий, все – мастера перевоплощения, явно вдохновленные режиссером.
Узнав, что Джеймс Левайн, который дирижировал в Мет практически всеми предыдущими воплощениями «Лулу» и собирался сделать это вновь, незадолго до премьеры от этой задачи отказался, многие были разочарованы. Но заменивший его Лотар Кенигс так великолепно чувствует стилистику этой оперы, так опытен в работе и с оркестром, и с певцами (он – мастер немецкого репертуара и многократно дирижировал операми Вагнера, Рихарда Штрауса, Берга, Курта Вайля), что закрадывается грешная мысль: «Что ни делается, все к лучшему». Аплодисменты после спектакля были громкими и долгими, вызовов много, но спектаклей осталось всего шесть. Правда, 21 ноября днем «Лулу» покажут в прямой трансляции в кинотеатрах мира.
