В данном случае - Иосифе Бродском. Это было 24 мая, в день 75-летия со дня его рождения.
Не очень удачно названный «Бродский не поэт» (то ли намекая, что покажут другую сторону его жизни и личности, хотя вещи эти - и особенно у Бродского - абсолютно нерасторжимы, то ли цитируя его гонителей), фильм получился все же очень достойным, с атмосферой, многими новыми деталями и, главное, обилием цитат из стихов поэта. Жалко, правда, что читают эти строчки как-то торопливо, норовя втиснуть в соответствующий видеоряд.
Но все равно - спасибо авторам - Николаю Картозии и Антону Желнову: за интеллигентность, за многочисленные подробности западной жизни поэта, за новые лица (в числе которых две очень разные итальянки, помогавшие Бродскому и вспоминающие его - одна в Венеции, другая - в Петербурге, в частности, в еще неотремонтированных «полутора комнатах»)... А Первому каналу спасибо за то, что показали, не ограничившись тоже очень неплохим и достаточно пространным сюжетом по случаю юбилея в программе «Время». Фильм уже есть на YouTube, смотрите и судите.
13 мая в Москве начался очередной Чеховский международный театральный фестиваль. Ему почти четверть века, но проходит он не каждый год, так что нынешний по счету оказался 12-м. Судя по программе, фестиваль мужественно сопротивляется воздействию кризиса и идеологических и прочих войн. Читая ее, я была готова остаться в Москве еще на пару месяцев (закрытие - 17 июля): «Ложные признания» Мариво в постановке Люка Бонди, «Ионеско. Сюита» - коллективное создание парижского Театра де ля Вилль.
«Война» - совместный проект с Британией, спектакли из Японии, Германии. А в программе есть еще и вторая часть: постановки зарубежных режиссеров, осуществленные в московских театрах, и от нее тоже слюнки текут, потому что тут вам и «Мера за меру» Деклана Донеллана, и «Татьяна» Джона Ноймайера, и «Вакханки» Теодоруса Тезопулоса и еще много названий и имен.
А еще мне очень нравится третья часть - региональная, когда некоторые спектакли-гости фестиваля, кроме Москвы, едут на гастроли по городам России. Как спектакль, который мне посчастливилось (и это не форма речи, а подлинное чувство) увидеть: « Не забывай меня» Филиппа Жанти, французского волшебника, кукольника, поэта, созданный в содружестве с хореографом Мэри Андервуд и исполняемый молодыми норвежскими актерами - бывшими учениками Жанти.
После Москвы он отправился в Петербург, Екатеринбург, Воронеж. А в Нью-Йорк его пока не пригласили. Спектакли Жанти игрались в Нью-Йорке в 80-е и начале 90-х, к восторгу критики и публики, а потом исчезли, что страшно обидно, потому что в многоязычном, многонациональном, торопливом и жестком нашем городе эта меланхолическая, почти бессловесная, но рассказанная музыкой, жестом, танцем, светом, цирковыми приемами и точно подобранным реквизитом фантазия очень бы пригодилась.
Спектакль - о любви, о ее поисках, жажде и невозможности, о подменах (у каждого актера есть почти двойник - кукла, и порой непонятно, кто есть кто) и иллюзиях... В нем много юмора и много печали, и полтора часа без антракта кажутся минутой, в которую, однако, успеваешь многое пережить и о многом задуматься.
В опоре на богатую и истинно театральную метафору, в смеси поэзии и юмора, недоверии к традиционной драме и даже любви к куклам у Жанти есть в России дальний, но все же «родственник» - Дмитрий Крымов. До этого, в Нью-Йорке, я видела его по-разному трагические «Опус 7» и «В Париже», а в Москве год назад - «Демона».
В этот раз были два непохожих друг на друга фарса, где трагедия и лирика присутствовали, но упрятанные в ткань представления: «Как вам это понравится по Сну в летнюю ночь» (я видела и другой вариант названия - Сон в летнюю ночь как вам это понравится») по Шекспиру и «Поздняя любовь» по драме Островского.
Крымов, конечно, острее, непричесанней, намеренно хаотичней и мрачней, чем Жанти. Так растрепанная, неустоявшаяся, то и дело на грани бездны российская жизнь отличается от упорядоченной французской, в бездну не очень-то и заглядывающей.
Отполированному до тончайших штрихов, красивому во всех деталях (вплоть до нарядной обезьяны - наблюдательницы и рассказчицы) «балету» Жанти Крымов противопоставляет нарочитую «скошенность» формы (то пролог длится чуть не дольше всего остального действия, то повествование «зависает», остановленное танцем) и столь же нарочитую бедность оформления (то гигантские куклы шекспировских героев собраны из какого-то мусора, картонок, тряпок, дощечек, а лицо - копия фаюмского портрета, то декорация, как в «Поздней любви», являет собой сцену вечного ремонта, с недокрашенными стенами, полиэтиленовой пленкой на полу и гроздьями проводов повсюду).
Гротеск и абсурд доводятся до предела, классический текст либо игнорируется, либо произносится так, будто у героев неизлечимые проблемы дикции, причем у всех разные (но то и дело вспыхивают - выборочно - титры). По сцене бегает собачка. Один из актеров-кукловодов вдруг начинает петь: голос красивый, лирический тенор, но звучат лишь обрывки фраз из шумановского романса, и этого вполне достаточно, чтобы показать любовную тоску.
Женщины играют мужчин, мужчины - женщин, что рождает каскады фарсовых эффектов. Рабочие несут по проходу огромное дерево, царапая зрителей. Потом тащат фонтан, обливающий тех же несчастных зрителей водой. Ну и правильно - они же «простолюдины». Знать, в мехах, бриллиантах и токсидо по сегодняшней моде, появится позже, заняв ложи по краям сцены, как некогда в шекспировском «Глобусе», и наградив нас своими репликами, из коих понятно, насколько она «другая».
Шекспировский спектакль заканчивается "Танцем маленьких лебедей" в исполнении десятка с лишним очень серьезных балерин и одного маленького мальчика - к восторгу «знати», которой наконец-то показали нечто понятное, знакомое и приятное. Финал «Поздней любви» - массовый и неистовый хип-хоп, вопреки самоубийству героя...
Я намеренно, «по Крымову», перемешала тут приметы обоих спектаклей. Рассказывать последовательно о каждом невозможно, их надо пережить. Потому что за всем этим бедламом - абсурд и ужас сегодняшней жизни, и каждая как бы случайно вброшенная деталь оборачивается проницательной метафорой, аллегорией, аллюзией. «Читать» и разгадывать их каждый будет по-своему, что делает опыт особенно интересным и провоцирует на разговор. Имеющий уши да услышит.
Недаром в зале Школы современной пьесы на Сретенке, где играет Лаборатория Дмитрия Крымова, всегда полно публики, особенно молодой. Впрочем, и на спектакле Жанти, в куда большем по размерам зале Театра им. Моссовета, был аншлаг, несмотря на дороговизну билетов. Театр в Москве - одно из тех мест, где видишь родные, интеллигентные, вдумчивые лица.
На выставке в Музее имени Бахрушина, посвященной 90-летию Анатолия Эфроса (отца Дмитрия Крымова), я увидела запись интервью, в которой Анатолий Васильевич объясняет свой полход к постановке классики: «Классика тем и хороша, что не устаревает. ...устаревает не пьеса, а тот взгляд, который мы воспроизводим».
Тем и хороши были спектакли Эфроса, что не делали из прошлых постановок икону, не повторяли старые постановочные приемы, превратившиеся в штамп, а искали в классике созвучное «здесь и сегодня». Дмитрий Крымов продолжает эту линию.
Между тем выставка (она идет только по 10 июня, и если вы будете в Москве, обязательно на нее придите), которую готовили многие, в том числе и бессменный завлит Эфроса Нонна Скегина, заслуживает особого разговора. Войдя в совсем не парадный подъезд музея (вход в васнецовского стиля особняк напротив Павелецкого вокзала - не с Садового кольца, где на воротах висит замок, а с улицы Бахрушина), купив билет в киоске из темного дерева и мельком глянув на дышащие московской стариной интерьеры главного здания, надо выйти во двор, проигнорировать стройку и войти в свежеотремонтированное здание Каретного сарая, чтобы попасть в минималистское пространство, блистательно спроектированное художниками Валентиной Останькович и Филиппом Виноградовым: просторный зал, белые стены, на одной, рядком - небольшие витрины с семейными фотографиями Эфроса, вдоль другой - вазы с белыми цветами. Все остальное - «венские» стулья и простые столы с наушниками, какими-то обрезками рентгеновской пленки и пустыми экранами.
Положишь кусочек пленки на экран и под ним высветится изображение. Наденешь наушники и спецочки - и оживет фрагмент эфросовской репетиции, спектакля, беседы. А с краю другого стола, тоже с наушниками, в которых звучат аудиозаписи, лежат картонные папки с ленточками, делопроизводительские, прямо из советского времени. На каждой от руки - название эфросовского спектакля, коих поставлено было больше 60.
Ленточки нужно развязать - внутри найдешь программку и старые фотографии, Как их искали, сканировали, копировали и «старили» - отдельный разговор. Но получилось - настоящее пространство Эфроса, в котором можно провести часы.
Кстати, весь проект, частью которого стала выставка, называется «Пространство мастер-класса»: под сенью эфрософской полуулыбки в этом же зале прошли мастер-классы Алексея Бартошевича, Инны Соловьевой, Алексея Бородина, Юрия Бутусова, Римаса Туминаса, Сергея Женовача, Евгения Каменьковича, Дмитрия Крымова. Все - бесплатные и при огромном стечении народа, в основном - молодого.
О четвертом из увиденных в Москве спектаклей, как и о «Спящей красавице» Ратманского, читайте в следующем номере.
