Киссинджер: последний из могикан

Вот прочел я недавно у умницы Дмитрия Быкова, который еженедельно выдает по стихотворному комменту на злобу дня, про нашу Землю: «скрипучая ось ее, что уже надломилась, боюсь», и тут же по аналогии вспомнил другого поэта – Генриха Гейне: «Мир треснул пополам, и трещина прошла через сердце поэта». 

Киссинджер: последний из могикан
Генри Киссинджер

Этого вроде бы никак не скажешь про его соплеменника, земляка, хотя один пруссак, а другой баварец, и тоже эмигранта (один во Францию, другой в США) Генри Киссинджера, который ходил в прожженных циниках, когда крепко держал в руках бразды правления и рулил миром за спиной двух президентов – Никсона и Форда.

С Никсоном они так спелись – не разлей вода, что не один из них, а одновременно оба были избраны «Тайм» «персонами года». Помимо прочего, Киссинджер своей «пинг-понговой» дипломатией подготовил исторический визит Никсона в Китай, и я помню карикатуру в том же «Тайм»: оба-два спускаются по трапу в пекинском аэропорту, где их встречают председатель Мао и премьер Чжоу Эньлай, и один говорит другому: «Слушай, а что это за парень, которого привез к нам Генри?».

Как ни относись к Киссинджеру, а при нем - и благодаря ему (детант с СССР, установление отношений с Китаем, челночная дипломатия на Ближнем Востоке и проч.) – в мире хоть и были трещины, но мир не трещал по швам, как сейчас, и ностальгией по прежнему миропорядку пронизана его новая книга, которая так и называется: «World Order».

Эту книгу Генри Киссинджер может предъявить на том свете в качестве опровержения, своего рода индульгенции, что он совсем не циник, а наоборот, и даже старческая короста равнодушия – а ему уже 91 год – не застилает ему глаза и не делает равнодушным к судьбам мира.

Он, конечно, не поэт и умрет не от мировой трещины в сердце, но его старое сердце бьется в унисон с нынешним временем, а потому его книга о мировом порядке оказалась актуальной, несмотря на то, что ее автор из другого столетия и из другой эпохи, а книга, к тому же, перенасыщена историческими примерами, аналогиями, параллелями и экскурсами.

Есть две максимы об отношении смертного post mortem к будущему: «После нас хоть потоп!» и – «Да здравствует мир без меня!» Однозначно: Киссинджер относится к будущему миру и к будущему мира не просто приветственно, но озабоченно о его здравии, а потому с тревогой. Что выдает в квазицинике криптоидеалиста.

Это в психологическом плане, но само это противоположение взято мною не с потолка, а наличествует в новой книге Генри Киссинджера, хотя он переносит ее в дипломатическую плоскость, а «цинизм» заменяет на «реализм».

Будучи сам великим дипломатом, автор напоминает о двух школах американской дипломатии: реалистической и идеалистической. Первая базируется на национальных и геостратегических интересах и представлена политикой Теодора Рузвельта, тогда как в основе второй лежит чувство моральной ответственности за судьбы человечества, особой миссии США с привкусом миссионерства – само собой, политического, а не религиозного: в качестве примера Киссинджер называет Вудро Вильсона.

Казалось бы, без вопросов: архитектор современной Realpolitik, Киссинджер сам себя относит к реалистической школе. Не факт. А на что сразу обращаешь внимание: бывший госсекретарь и президентский помощник по национальной безопасности (беспрецедентное сочетание двух этих высоких постов в одном лице!) ссылается не на своих коллег-дипломатов, но на политиков рангом выше – выше некуда: на президентов. Знает себе цену, шельма.

Что же касается идеализма – реализма («цинизма»), то на смену миропорядка согласно Киссинджеру пришел мировой беспорядок, точнее сказать, бардак времен Джимми Картера, самого, опять-таки мягко говоря, непрофессионального президента нового – нашего – времени. Да еще за спиной президента стоял злой гений Збиг Бжезинский с его польским зоологическим русофобством (антисемитизм под вопросом).

В противоположность «циничной» Realpolitik Киссинджера, отрицая ее, но и отталкиваясь от нее - the power of negative influences (силой негативных влияний) – пришлаѕ Хотел сказать «дипломатия с человеческим лицом», но усомнился. Можно ли назвать, к примеру, дипломатией бойкот московской Олимпиады в связи с нарушением прав человека в Советском Союзе, от которого пострадали прежде всего американские спортсмены?

Либо опять-таки в связи с теми же человеческими правами предательство верного друга и союзника Америки шаха Ирана, с чего, собственно, и начался исламский оползень мирового масштаба? Что касается шаха Мохаммеда Реза Пехлеви, то, с одной стороны, он вестернизировал Иран, а с другой - у него в тюрьмах томились и подвергались пыткам мусульманские экстремалы, с которыми шах был непримирим, зная, что от них ждать: ничего хорошего. А теперь об этом знает весь мир.

Мне возразят, что альтернативной истории не существует, что случилось в истории, то случилось и не могло случиться иначе, причинно-следственная обусловленность прошлого и прочая детерминистская лажа. Лично я придерживаюсь противоположной точки зрения: историческая закономерность на самом деле зависит от случайностей, и сама по себе есть цепь случайностей: случилось так, а могло иначе и даже наоборот. Первым о роли случайности в истории заговорил Блез Паскаль, выдав блестящую формулу: «Будь нос Клеопатры чуть покороче, изменилось бы лицо всего мира».

А конкретно сошлюсь на весьма занятную книгу по альтернативной истории известного журналиста Джеффа Гринфилда «Then Everything Changed» (переведем это как «Тогда все было бы иначе»). Что если бы Джеральд Форд выправил свой промах во время президентских дебатов и одолел на выборах Джимми Картера? А уж Фордом Киссинджер крутил вертел как ему заблагорассудится!

Никакой борьбы за права человека, бойкота московской Олимпиады и конфронтации с Советским Союзом, а, наоборот, продолжение реалполитики, детанта и тайной дипломатии. И никакого мусульманского обвала. По версии Гринфилда, духовный вождь Исламской революции аятолла Хомейни не успевает возвратиться на родину, а гибнет в Париже в автомобильной катастрофе по пути в аэропорт – работа ЦРУ?

Киссинджер предотвращает приход к власти фундаменталистов - обеспечивают постепенный переход от единоличной власти шаха к коалиционному правительству, которое включает и парочку умеренных аятолл. Мечты, мечты, где ваша сладость, да?

Из множества исторических примеров, которые приводит Киссинджер в своей последней, завещательной книге, меня впечатлили две ссылки: на всесильного кардинала Ришелье, который в реале был полной противоположностью одноименного героя «Трех мушкетеров», но особенно на Талейрана, которого при жизни и посмертно упрекали в оппортунизме (читай цинизме). В самом деле, трудно представить политика более крученого и верченого, который служил министром иностранных дел при трех режимах – от Директории до Луи-Филиппа.

С явным удовольствием, кайфуя, пересказывает биографию этого великого мастера политической интриги Киссинджер – вот кто был примером и образцом для него! Увы, недосягаемым, хотя сам он готов был служить главным дипломатом Америки при любом президенте, полагая иностранную политику внепартийной и беспартийной - поверх идеологических барьеров.

А для Талейрана что старый порядок, что новый порядок – без разницы. Аристократ и священник, он был отлучен от церкви за то, что участвовал в сочинении революционной Декларации прав человека и гражданина, делает ставку на Наполеона и помогает ему совершить переворот 18 Брюмера, переходит на сторону Бурбонов, способствуя реставрации монархии, а после революции 1830 года входит в правительство Луи-Бонапарта.

Киссинджер, однако, настаивает на том, что Талейран - слуга не двух, а многих господ - потому так легко менял сюзеренов, дабы добиваться при ком угодно своих главных целей – стабильности во Франции и мира в Европе. То есть по своей сокровенной сути был идеалистом.

Здесь косвенный – через историю – ответ Киссинджера тем, кто не просто критиковал, а вчистую отвергал его тайную дипломатию (а будто бывает не тайная!), обзывая циником, оппортунистом, макиавелли (с маленькой буквы, само собой). Другой вопрос, оправдывает ли цель средства. И то сказать - все познается из сравнения – что после Киссинджера дипломатия как таковая исчезла из американской политики. Попытайтесь вспомнить хоть одного значительного госсекретаря – даже их имена канули в Лету.

Не считая нынешнего Джона Керри, имя которого на слуху, но и его забудут через несколько лет, потому как за ним пока не числится никаких дипломатических достижений. Ах да – его предшественница Хиллари Клинтон. Но если честно, она тоже как дипломат – если не пустое место, то величина дутая и раздутая, а раскручена исключительно как жена президента и как кандидат в президенты: в прошлом и, вероятно, в будущем - недалеком. На Киссинджере американская дипломатия, полыхнув ярко и результативно, закончилась. Результат налицо: нынешний мировой хаос.

Конечно, идеализм идеализму рознь. Прагматический идеализм Киссинджера никак не соотносится с бездумным – и безумным – идеализмом неоконов при президенте-любителе Буше-младшем, которые под видом экспорта демократии развязали войну в Ираке, а та привела к гражданской войне, распаду государства и появлению новоявленного исламского халифата на его и соседней Сирии территории.

Один прок – нет худа без добра - появление де факто независимого Курдистана, который имеет выстраданное право на государственность куда большее, чем те же палестинцы. Однако миротворца Киссинджера, который приложил столько усилий – и добился мира на Ближнем Востоке, куда больше волнует судьба родной Европы. Натурализованный американец, еврей по крови и немец по рождению, он пару-тройку лет назад, помню, обмолвился, что мечтает дожить до футбольного чемпионата 2014 года и будет болеть за немецкую команду.

Не зря болел: не благодаря ли Киссинджеру немцы стали чемпионами? Шутка. К слову, само слово Realpolitik изначально относилось к политическому курсу Бисмарка, а только потом, столетие спустя, было приложено, хоть и не один к одному, к дипломатии его земляка Генри Киссинджера.

Вот что еще меня поразило. Последняя книга этого старого пусть не циника (хотя и этому слову я бы вернул позитив с учетом его древнегреческой этимологии), но скептика - своего рода cri de coeur, крик души. И киссинджеровский алармизм имеет под собой вполне реальные основания, когда старую Европу снова сотрясают войны, пусть локальные, но в них так или иначе задействованы не только непосредственные участники, но и многие другие фигуранты, включая нашу заокеанскую страну – от сербо-боснийской до российско-украинской войны. Киссинджер помещает нынешние европейские конфликты в контекст истории, географии и современной политики, но пишет не остраненно, а со страстью, тревогой и болью за будущее континента.

Подробно останавливаясь на имперских амбициях Путина, у которого он в Кремле частый гость, Киссинджер напоминает – не в оправдание, а в объяснение - что с 1552 по 1917 год Россия наращивала свою территорию в среднем на 100 тысяч квадратных километров каждые 7 лет.

И ссылается на русских, с которыми ему пришлось иметь дело – на Солженицына и Бродского, которые “воспринимали Украину как часть российской культуры”. Поэтому «Крымнаш» со всеми его дурными последствиями - не только по причине личных комплексов нового «кремлевского мечтателя» с его политическим супер-Эго, но с глубокими историческими корешками.

Не вопрос, Евразия или Азиопа, а куда важнее место, которое займет в этом гипотетическом новообразовании Россия. По неутешительному предсказанию помянутого Бродского: «окраина Китая». Это как в том анекдоте: на китайско-финской границе всё спокойно. А в нынешних иронических прогнозах: Крым – русский, Россия – китайская.

Не хотелось бы.

А под занавес пусть апокриф, хотя источник надежный: один из самых авторитетных британских прозаиков – Иэн Макьюэн зря слов на ветер не бросает. За пару месяцев до аннексии Крыма Путин принимал в Кремле Киссинджера. На вопрос ВВП, в чем главная проблема России, Киссинджер ответил не сразу: «Границы», - подумав, сказал он.

Путин встал, обошел стол и обнял старого лиса. Что имел в виду Генри и что уразумел Владимир не обязательно должно совпадать, но вроде бы ВВП «с головой, повернутой назад» (к СССР), понял это однозначно: как зеленый свет на приращение Крыма к России. Вот уж воистину: «Нам не дано предугадать, как наше слово отзовется». Точка.

Последняя книга Генри Киссинджера – завещание, обнародованное еще при его жизни. 

Что еще почитать

В регионах

Новости региона

Все новости

Новости

Самое читаемое

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру