Уильям Джефферсон Блайт III - такое имя носил Билл Клинтон от рождения до 16 лет. Своего биологического отца он не знал. Уильям Блайт-младший был женат уже в четвертый раз. Работал он коммивояжером.
В очередной поездке у его «бьюика» лопнуло колесо на хайвэе. Блайт не справился с управлением, машина перевернулась. Его выбросило в заполненную водой дренажную канаву, где он и утонул - возможно, потеряв сознание. Это произошло за три месяца до рождения Билла.
Его жена Вирджиния, отличавшаяся пристрастием к яркому макияжу, высоким каблукам и платьям в обтяжку, и в девичестве не славилась примерным поведением. Когда мужа призвали на войну, она вернулась к прежнему развеселому образу жизни и прежним бойфрендам. После смерти мужа она быстро утешилась в новом браке.
Роджер Клинтон был видный мужчина, бонвиван и ловелас. Он торговал автомобилями и жил на широкую ногу. Для него это был уже третий брак. Дружной семьи не получилось. Супруги пьянствовали и дрались. В 14 лет Билл предупредил отчима: «Если ты, зараза, еще хоть пальцем...» В конце концов они развелись, но спустя несколько месяцев поженились снова. Тогда Билл и взял фамилию отчима.
Для Вирджинии Билл был светом в окошке. Она отдала ему лучшую комнату в доме, стены которой постепенно покрывались грамотами, дипломами и иными свидетельствами незаурядных способностей сына. Будто бы именно она внушила ему, что он станет президентом Соединенных Штатов.
Отчим с возрастом сник, потерял здоровье, впал в депрессию, целыми днями пялился в телевизор и дул пиво, а Вирджиния развлекалась напропалую; когда Биллу исполнилось 16, она стала брать его в качестве кавалера в ночные клубы. После того, как Роджер отдал наконец Богу душу, Вирджиния еще дважды выходила замуж, но семейного счастья так и не нашла до самой смерти.
Кристофер Андерсен, автор одной из самых скандальных книг о Хиллари - «Американская Эвита» - прошел по стопам обоих супругов от рождения каждого, собрал все доступные материалы и взял интервью у десятков, если не сотен людей, знавших Клинтонов в разные периоды их жизни.
Он утверждает, что мать учила Билла бороться с трудностями так: «Прочисти себе мозги. Выкинь неприятности из головы, чтобы они не отвлекали тебя от самого важного в твоей жизни». Когда мальчик спросил: «Как это - прочисти мозги?», она объяснила: «Сооруди в воображении герметичную коробку, сложи туда все, о чем ты не хочешь вспоминать. Представь, что этот ящик черный снаружи и крепкий, как сталь».
Билл усвоил эту технику и впоследствии поделился ею с Хиллари. «Она нашла игру увлекательной, - пишет Андерсен. - Она часто обертывала свои коробки подарочной бумагой и завязывала на бантик ленточкой, прежде чем задвинуть их в самый дальний угол своего сознания».
О домашних дрязгах Билла никто из его друзей даже не догадывался. Он в совершенстве научился обращению с волшебным непроницаемым ящиком. От рождения неуклюжий, как и Хиллари, он не занимался никаким спортом, но зато научился играть на саксофоне (его мать была фанатичной поклонницей Элвиса Пресли).
В 17 лет он приехал в Вашингтон на летние молодежные сборы, организованные Американским Легионом. Президент Кеннеди принял юных легионеров в Розовом саду Белого дома. Билл сумел протиснуться в первый ряд и пожать руку президенту. Этот снимок сослужил потом ему немалую службу, как бы подтверждая преемственность и факт передачи эстафеты.
С Джоном Кеннеди у него была по крайней мере общая черта: неутолимый сексуальный задор. К моменту избрания президентом он давно сбился со счета и друзьям говорил о «сотнях» дам, с которыми ему довелось испытать близость.
Если Биллу мать в семь лет говорила, что ему на роду написано стать президентом США, то Хиллари в том же возрасте - что она будет членом Верховного суда. Она действительно делала блестящую адвокатскую карьеру (между прочим, ей принадлежит немалая заслуга в признании юридических прав ребенка). Но наступил момент, когда она решила отказаться от собственных амбиций и сделать ставку на Билла.
Ненасытное донжуанство, унаследованное от отца, которого Билл никогда не видел, и перенятое у отчима, чей пример был перед глазами, из семейной проблемы превратилось в постоянную угрозу, когда он пошел в политику. Любая смазливая дамочка, с которой он спутался, могла оказаться шантажисткой и пустить на дно корабль его карьеры - таких примеров сколько угодно.
Однажды он влип по-настоящему. В конце 1983 года во время занятий джоггингом он встретил 24-летнюю негритянку Бобби Энн Уильямс, чей род занятий был прекрасно известен жаждущим плотских утех мужчинам Литтл-Рока. С любвеобильного губернатора Бобби денег не брала, но в 1985 родила сына Дэнни, совершенно белого, который, подрастая, становился все больше похож на Билла.
В конце концов Бобби упекли в тюрьму за проституцию и хранение наркотиков. Дэнни стал жить у тетки Люсиль Болтон, которая сама едва сводила концы с концами. Когда мальчику исполнилось три года, Люсиль решила, что нехудо было бы и поживиться на его безотцовщине - авось что-нибудь обломится от губернаторских щедрот. Она попыталась решить проблему приватно с Хиллари, но получила от ворот поворот.
По городу поползли нехорошие слухи. На публичных мероприятиях губернатор и его первая леди то и дело натыкались взглядом на транспарант «Всего одна капля крови». Имелось в виду, что экспертиза ДНК положила бы конец домыслам о внебрачном отцовстве Клинтона.
Наступил момент, когда партийные боссы были готовы поставить крест на восходящей звезде. Кровь он так и не сдал, но нашел способ нейтрализовать главного активиста кампании в пользу сироты. Сын активиста угодил за решетку за торговлю наркотиками. В день, когда Клинтон принес присягу в качестве президента США, исполняющий обязанности губернатора Арканзаса подписал бумаги о помиловании, подготовленные канцелярией Клинтона.
Много позднее, в январе 1999, когда был опубликован знаменитый доклад прокурора Кеннета Старра, а в нем - результаты анализа ДНК с голубого платьица Моники, один таблоид объявил, что вопрос закрыт - генетические коды Дэнни и Билла не совпадают, но серьезные эксперты заявили, что в докладе Старра не хватает материала для уверенного вывода.
В Вашингтоне похотливость Билла стала притчей во языцех. Столица США в этом отношении - особенный и единственный в стране город. Здесь живут и работают десятки тысяч состоятельных мужчин, составляющих правящий класс Америки. Многие из них - политические назначенцы или занимают выборные должности. Свои семьи они часто оставляют дома: детям надо учиться, жена не хочет бросать интересную или выгодную работу. Домой ездят по выходным и на праздники, а в остальное время предоставлены самим себе. Редкий конгрессмен удержится от соблазна, особенно если в семейной жизни у него «страшная драма», описанная Стивой Облонским:
“ ...Что ж делать, ты мне скажи, что делать? Жена стареется, а ты полон жизни. Ты не успеешь оглянуться, как ты уже чувствуешь, что ты не можешь любить любовью жену, как бы ты ни уважал ее. А тут вдруг подвернется любовь, и ты пропал, пропал! - с унылым отчаянием проговорил Степан Аркадьич”.
Заводить любовницу американскому публичному политику хлопотно и опасно - не ровен час дама начнет требовать развода, угрожая оглаской. Но есть категория молодых привлекательных женщин, которым требуется не замужество или отступное, а карьера. Каждое лето вашингтонские офисы наполняются студентами обоего пола - это практиканты, жаждущие приобщиться к миру большой политики, завязать полезные знакомства и заручиться обещаниями на будущее.
Денег они за свой труд не получают: считается, что опыт, приобретенный в коридорах власти, бесценен. Темпераментному государственному мужу ровным счетом ничего не стоит получить свою долю плотских утех. Он и получает. При известной осторожности такая связь ему ничем не грозит.
Члены Конгресса рекомендуют друг другу особо усердных прктиканток. Есть заведения, где юная привлекательная особа может без малейших усилий свести близкое знакомство с падким на женскую ласку политиком - было бы желание.
Белый дом - не исключение. В нем тоже есть молоденькие практикантки. А нравы при Клинтонах там царили свободные.
В прежние времена мужские слабости главы государства не составляли политической проблемы. Иногда фаворитка президента пользовалась фактически официальным статусом в Белом доме, прямо как при дворе какого-нибудь из французских Людовиков или английских Георгов. Пресса считала эти сюжеты достоянием частной жизни президента и не муссировала их публично.
Но затем в общественном сознании произошел сдвиг - политик, и прежде всего президент, утратил право на конфиденциальность частной жизни, публика перестала считать зазорным интерес к ней, а Верховный суд своими решениями подтвердил, что информация такого рода представляет несомненный общественный интерес и потому не подлежит защите от огласки.
Тем не менее Клинтоны едва ли понимали, что произошло, когда в январе 1993 года в одном второстепенном издании впервые всплыла история о некоей секретарше по имени Пола, от которой Билл в 1991 году, будучи губернатором Арканзаса, домогался орального секса. Главная американская пресса дружно игнорировала историю, а президент и Первая леди отнеслись к ней, как уже привыкли относиться к другим похожим сюжетам - как к неизбежности.
В мае того же года Джонс вчинила президенту иск за моральный ущерб в размере 700 тысяч долларов. Сюжет долго оставался на задворках американской политики - покуда президенту не подвернулась Моника. Адвокаты Полы Джонс ухватились за нее как за доказательство того, что президент не знает удержу в удовлетворении своего сладострастия.
Утром 21 января 1998 года Хиллари проснулась и увидела, что на краю ее кровати сидит Билл с развернутой Washington Post в руках, а на первой странице газеты красуется статья о его интимных отношениях с Моникой Левински и о том, что он убеждал ее дать ложные показания.
Она взвилась от гнева, но он божился, что все это - гнусный поклеп, и она поверила или сделала вид, что поверила. Ее мозг уже разрабатывал тактику спасательной операции. Она велела ему напрочь игнорировать скабрезные публикации и работать по заранее составленному графику, как если бы ровно ничего не произошло.
Но игнорировать было сложно. Ему репортеры не давали прохода вопросами, а на нее сыпались все новые подробности. Впоследствии она узнала прозвище, которым называли ее между собой Билл и Моника - «баба», сокращение от русского babushka. Это ее особенно оскорбило.
13 августа Билл опять сидел на постели Хиллари, на сей раз чтобы признаться: он действительно позволил себе нечто непозволительное с Моникой, но это был, Боже упаси, все-таки не секс, а просто близость, интимность. Она задохнулась от ярости. Покрыла его площадной бранью.
«Что ж ты врал мне? Глупая, глупая, глупая тварь!» - орала она. Он сидел как в воду опущенный, красный как рак, предусмотрительно поместившись на самом кончике кровати. Но она все же изловчилась, вскочила, дотянулась и влепила ему наотмашь смачную пощечину. Покорно принимая заслуженное наказание, он и тут не признался до конца. Это ее больше всего и бесило и тогда, и потом.
Протоколы допросов Моники - это какой-то особый жанр, нечто среднее между дамским романом и эротическим чтивом - и смех, и грех. «Мисс Левински была на седьмом небе от счастья», - записал в протоколе агент ФБР показания Моники об их первом интимном свидании.
К концу романа президент из «красавчика» и «проныры», как окрестила его она, превратился в заурядного бабника - как всякий бабник, трусливого, озабоченного и склонного к перверсиям. «Я влюбилась», - сказала она большому жюри, отвечая на вопрос, почему она опять вступила в связь с женатым мужчиной, хотя ее первый опыт такого рода принес ей столько боли.
«Что-что? Я не расслышал», - переспросил туговатый на ухо член жюри. «Влюбилась!» - выкрикнула она. «И что же, продолжаете любить его до сих пор?» «Не знаю... после понедельника - не знаю...» В понедельник 26 января президент заявил народу, что не состоял в интимной связи «с этой женщиной».
Она не умела ответить на вопрос, почему она не отказала президенту. Хотелось бы, черт побери, посмотреть на 22-летнюю девушку, которая отказала! Она лепетала, что члены большого жюри должны узнать ее поближе, что для того, чтобы они ее поняли, она должна рассказать им всю свою жизнь... Членов жюри не интересовала ее жизнь. Их интересовали детали каждого сексуального контакта: кто проявлял инициативу («я», говорила она), и не пытался ли президент ее остановить («пытался»), ласкал ли президент ее грудь через одежду или обнаженной, и так и сяк было, отвечала она, и тогда они вопрошали, кто из них снял с нее бюстгальтер, а кто трусы («не помню», говорила она, «они сами сползли», говорила она, «на мне в тот день не было трусов», говорила она).
Ответы Моники способны увлечь разве что старую деву. Секс с президентом оказался до того убогим, что хочется завыть от тоски: и это - главный мужчина великой страны?
На окнах Овального кабинета нет занавесок, поэтому они предавались утехам в коридоре или ванной, при этом оставались открытыми двери всей анфилады вплоть до приемной, где на страже их уединения сидела Бетти, личный секретарь президента, черная, незамужняя и немолодая, Цербер в юбке.
(«Вы что, за вуайериста меня держите?!» оскорблялся он вопросом большого жюри, зачем понадобилось открывать двери (перепутал вуайериста с эксгибиционистом). Ну почему же, не только: еще и за фетишиста. После нескольких интимных встреч она спросила: почему он не задает ей никаких вопросов, разве она не интересует его как личность? Он засмеялся и расстрегнул штаны.
Чтобы придать своим свиданиям видимость непринужденности и случайности, они договаривались, что она будет околачиваться поблизости от кабинета, а он как бы невзначай выйдет и скажет: «О, Моника, привет! Зайди-ка, поболтаем». Для отвода глаз она таскала с собой папку якобы с бумагами. Теперь из показаний охранников известно, что в своих радиопереговорах они, как и полагается, отслеживали малейшие передвижения президента и отлично знали, кто такая Моника и почему она беспрепятственно шляется там, где стажерам шляться запрещено. Знала и шепталась по углам вся контора.
После того, как советники добились своего и настояли на переводе Моники в Пентагон, встречи стали публичными, а секс телефонным. Однажды она явилась в Radio City Music Hall на коктейль по случаю его 50-летия, встала на подиуме впереди него, завела руку за спину и, хулигански улыбаясь, ухватила его за яйца. Пожатие было, впрочем, нежным. Сцена оказалась выше понимания членов жюри.
Они допытывались: «Зачем? Вас ведь могли заметить». Ну как же не понять: если уж заводишь любовницу, так делай это нагло, как Джек Кеннеди, у которого в койке перебывало пол-Голливуда, и вся Америка это знала, и Мэрилин в таком же зале пела порочным голосом Happy Birthday - ведь ты так хочешь быть похожим на него - так будь!
Когда он, выгораживая себя, опубликовал частные письма женщины, которую пытался соблазнить, публика понемногу стала понимать, что перед ней совсем не джентльмен. Что же оставалось? Стареющий плейбой, неутомимый самец, срывающий цветы удовольствия, не думая о последствиях? Тоже образ по-своему привлекательный, но видеодопрос разрушил и его.
Миру предстал жалкий неврастеник, чья мужская состоятельность и та сомнительна. С фразой из допроса, который видели вся страна и весь мир, - «У меня не было сексуальных отношений с этой женщиной» - Билл Клинтон вошел в анналы истории, как Никсон с фразой «Я не мошенник», а Рейган - с «империей зла».
О бабьих переживаниях Хиллари знает только она сама. Будь они обыкновенным семейством, она должна была бы выгнать его из дома. Но в Белом доме хозяин он. Наоборот - она сделала все от нее зависящее, чтобы его не выгнали. Обличала «праворадикальный заговор».
Пустила по следу Моники свору частных сыщиков, и они рыли носом землю, изображая Монику нимфоманкой с патологической склонностью к эротическим фантазиям. Демонстрировала публике великодушное прощение и любовь; она заставила участвовать в этом спектакле и Челси, которую на протяжении скандала четыре раза госпитализировали с коликами на нервной почве.
Реакция «политических жен», за редкими исключениями, в таких случаях бывает идентична. Она описана в романе Роберта Пенна Уоррена «Вся королевская рать». Правда, в романе истерику закатывает не законная жена, а любовница губернатора Вилли Старка Сэди Бёрк, но это в данном случае не имеет значения: Сэди - официальная любовница губернатора.
“Слушайте, - она опять тряхнула меня, - кто сделал из этой свиньи человека? Кто его сделал губернатором? Кто подобрал его, когда он был Первым Растяпой страны, и сделал ему карьеру? Кто вел всю его игру, ход за ходом?...”
Обманутая женщина убеждена, что изменщик коварный всем обязан ей, даже если это не так. Хиллари могла бы подписаться под каждым словом этого монолога. Как и под этой фразой Сэди: “Ты просто не можешь ходить застегнувшись, выродок”.
За прошедшие годы она научилась говорить об этом с горькой иронией. В ходе президентской кампании ей не раз приходилось отвечать на колкие вопросы. А иногда она сама поминает эту историю как свидетельство своей стойкости. Однажды ее спросили, каким образом она, будучи главнокомандующим, сможет управляться с толпой мужчин в генеральских погонах.
«Это я-то не умею управляться с мужчинами?» - ответила она, и сразу стало ясно, о чем речь. А в одном из женских ток-шоу она сказала, что женщины все время просят у нее совета, как поступать в аналогичных ситуациях, «а я им говорю: надо смотреть правде в глаза, ни одна история не похожа на другую».
