Сколько его герою, бедняге, пришлось вынести, чтобы убраться из захлестнутого анархией мегаполиса! На самом деле, покинуть Лос-Анджелес было легко: расположенный во множестве миль от главного мегаполиса – Нью-Йорка, снобистского Бостона и даже самодостаточного Чикаго, чем он мог привлечь взыскующую душу? «Оскарами»? Так их показывают в прямом эфире.
Разрешением правого поворота на красный свет, как пошутил Вуди Аллен? Энди Уорхол было перебрался сюда, устроил свою первую выставку в галерее «Ферус», объявив о рассвете поп-искусства на Западном Берегу, да и удрал в родной Нью-Йорк. Казалось, Лос-Анджелес обречен на статус хотя и знаменитой, но узкопрофессиональной столицы киномира.
Все это было правдой до какого-то не отмеченного историей момента, а потом что-то случилось в природе, и на сухой земле Южной Калифорнии, выхолощенной провинциальным гедонизмом, вдруг проросли Джон Балдессари, Барбара Кругер, Пол Маккартни, Дэвид Хокни. В рамках прошлого Венецианского Биеннале прогремела выставка «Венис в Венеции» (Venice – английское название Венеции и одноименного города в округе Лос-Анджелес. – Ред.). Парижский Центр Помпиду показал выставку «Лос-Анджелес: Рождение столицы искусства» . Музей Хаммера при Лос-Анджелесcком университете стал традиционно проводить Биеннале молодых художников «Made in LA».
Так же внезапно расцвели маленькие театральные группы, а молодой Эса-Пекка Салонен, вставший у руля Филармонии в 1989 году, настойчиво стал приучать слушателей к модернизму, пригласив к сотрудничеству в постановке вагнеровского «Тристана и Изольды» режиссера-авангардиста Питера Селларза и известного видеохудожника Билла Вайолу.
Сменивший его Густаво Дудамель продолжил традицию концертных постановок опер с привлечением ультрасовременных архитекторов Фрэнка Гери и Захи Хадид, и завершил нынешний третий год Моцартовского цикла комической оперой «Все женщины делают это».
Пласидо Доминго и Джеймс Конлон практически с нуля взрастили в противоестественных пустынных условиях жизнеспособный и интересный оперный театр, где Вуди Аллен поставил гомерического «Джанни Скикки» Пуччини, Дэвид Кронненберг – мрачнейшую «Муху» Ховарда Шора, а Ахим Фрайер – эпическое «Кольцо Нибелунгов», ввергавшее в обмороки любителей традиционных вагнеровских постановок.
Так мало-помалу поток повернул вспять, и в Лос-Анджелес стали возвращаться те, кто, казалось, покинул его навсегда. Пусть не физически, но своими произведениями, что даже важнее, потому что какое кому дело, где живет Имярек, если его можно услышать-увидеть-прочесть здесь, на Тихом океане, где они заканчивают поход. Вернулся уехавший было в Англию Дэвид Хокни, вернулся из Италии Гор Видал, Филармония стала домом для произведений известного современного американского композитора Джона Адамса.
В прошлом сезоне свой вклад в тенденцию возвращения внесла и Лос-Анджелеская Опера. Одной из первых репатриаций стала возобновленная опера Филиппа Гласса «Эйнштейн на пляже» – в ЛА завершились ее мировые гастроли.
«Репатриация» – может быть, сильное определение, но опера, по признанию ее создателей, задумывалась для постановки в Лос-Анджелесе, но была перехвачена в 1976 году Нью-Йорком.
Этот спектакль, где каждый элемент оформления был самодостаточной картиной, где декорации играли роль портретов, а живые актеры были пейзажами и натюрмортами, где Эйнштейн играл на скрипке, а происходящее на сцене отражало, очевидно, то, что роилось в его мозгу, – стал знаменем могучего театрального течения, в русле которого реализовывались такие режиссеры мирового класса, как Ежи Гротовский и позже русский Дмитрий Крымов.
Такому театру нужен специальный зритель, не лучший, нет, просто – открытый, готовый к восприятию неожиданного. В вечер премьеры Лос-Анджелесская опера была битком набита таким зрителем. По ходу спектакля (четыре с половиной часа без перерыва) зрителям позволялось свободно входить и выходить. Зал был полон до самого финала. Ушли считанные единицы. Реакция была бурной.
Можно только представить себе, какого шороху наделало бы это действо в 1976 году, когда оно было придумано. На премьере я обратилась за разъяснением к его знаменитому режиссеру Роберту Уилсону, с которым знакома довольно давно.
«Почему, – спросила я, – вы привезли «Эйнштейна» в Лос-Анджелес только сейчас? Город, по-моему создан для восприятия такого спектакля: здесь работали и работают выдающиеся современные художники, кинорежиссеры, актеры
И видит ли он какие то перемены в восприятии спустя 37 лет...»
Ответ: «Да я сам ломаю себе голову над этим вопросом уже 37 лет (смеется). Мы же собирались ставить «Эйнштейна» именно в Лос-Анджелесе. В этом солнечном городе всегда было сильное влияние нонконформистов, то есть самых что ни есть наших зрителей. Уж и не упомню, почему мы отказались от этой идеи, но это что-то было явно второстепенное, и я верил, что вот-вот мы сюда приедем и устроим настоящую премьеру. Потом все перекрутилось... А перемены в восприятии...
Весь мир поменялся: политическая карта переформатировалась, компютеры, которые тогда были огромны и использовались только корпорациями, стали предметом домашнего обихода, космические полеты стали обыденностью, а человек – не поменялся. Воспринимает он все точно так же, как почти четыре десятка лет назад».
А закрыла сезон ЛА Опера опять же возвращением, на этот раз композитора Андре Превина, с возобновленной оперой «Трамвай «Желание» по пьесе Теннесси Уильямса.
С кем уж на тихоокеанских брегах не чаяли вновь встретиться, так это с Андре Превином. Знаменитый композитор, дирижер и пианист (а по совместительству еще и тесть Вуди Аллена – тот скандально женат на приемной дочери Превина и Мии Фэрроу) начинал свою карьеру именно здесь, в Голливуде.
Здесь он получил свои четыре «Оскара» – дважды по два года подряд, что до него не удавалось никому. Здесь он получил семь из своих десяти «Грэмми». И все же покинул он Лос-Анджелес со всей возможной свирепостью души. И было почему.
В 1985 году Превин был приглашен на должность музыкального руководителя ЛосАнджелесской филармонии. С самого начала деятельности у него пошли свары с директором филармони Флейшманом, сейчас по прошествии лет уже не выяснить, кто прав, но, проработав не один год в театре, могу уверить, что свары между директорами и худруками – дело столь же обычное, как истерики актрис, выходящих из возраста юных героинь. В общем, однажды Превин обнаружил, что в двери его гардеробной врезан новый замок, а ключ ему не дан.
Он покинул прежде благосклонный к нему город, прокляв его и пообещав, что нога впредь не оставит отпечатка в его пыли, а музыка не прозвучит внутри его периметра, так как это глупое место никогда ее не поймет. И уехал в Нью Йорк.
Ошибся. Оперу «Трамвай «Желание» лос анжелесцы встретили восторженно.
Во-первых, потому что музыка Превина замечательно легла на ставший классическим текст Теннесси Уильямса. Сам композитор заметил: «Я всегда считал, что эта пьеса на самом деле – готовая опера, только почему-то без музыки», – вот он и восполнил этот пробел.
Во-вторых, потому что партию Бланш пела великолепная Рене Флеминг, которая сумела полностью проявить свои незаурядные способности драматической актрисы (о качестве ее оперного исполнения и говорить не приходится). Флеминг была инициатором этой постановки и стала ее центром без малейшего напряжения.
В-третьих... В третьих, видимо, то, что город испытывает горькое сожаление от отсутствия своего блудного сына и рад хотя бы опосредствованному его возвращению. Тем более, голливудское прошлое оказало решающее воздействие на то умение, с каким композитор соединил музыку с действием. А уж в чем-чем, а в киноатмосфере лос-анджелесцы разбираются. Поэтому и приняли спектакль куда жарче, чем чикагцы, где была его премьера.
Режиссер «Трамвая» Брэд Долтон сделал, кажется, все возможное, чтобы ничем не мешать музыке. Декорации настолько скупы, вневременны и функциональны, что кажутся поставленными только для удобного принятия поз певцами. Мизансцены зато выстроены нарочито хаотично, что подчеркивает хаотичный дух Нового Орлеана (в коем мы могли еще раз убедиться уже вне рамок пьесы и после смерти драматурга). Соединение скупости с хаосом как нельзя лучше соединились с музыкой Превина и исполнением Флеминг.
Открытие нового сезона в ЛА опере тоже сулит знаковые возвращения. После интенсивной работы в Европе на свою малую родину возвращается Стивен Слоун, который будет дирижировать «Дидоной и Энеем» Пэрселла и «Замком Синей Бороды» Бартока.
Возвращение в Город Ангелов продолжается.
