Оценили юмор? Тогда в путь-дорогу, в мать городов русских, столицу незалежної України, на виртуальную встречу с гостем нашей рубрики, у которого в предках были видные деятели старой России: ученый, политик, писатель, музыкант, губернатор, министр, член Государственного совета, депутат Думы и даже этнограф, искусствовед и путешественник в одном лице.
Человека этого зовут Петр Львович Бобринский, он потомок русской дворянской фамилии, уроженец и гражданин Франции, последние восемь лет живет и работает в Киеве. Связаться из Америки с любой точкой земного шарика мне уже много раз помогала умница-программа Skype. Помогла и на сей раз.
– Все в мире имеет свое начало, имеют его и наши фамилии. Кто был первым Бобринским?
– Мой прапрапрапрадед, граф Алексей Григорьевич, внебрачный сын российской императрицы Екатерины Великой и ее фаворита Григория Орлова. Он родился в Санкт-Петербурге 11 апреля 1762 года. Позже, когда Алексею исполнилось 35 лет, сводный брат Павел, ставший после смерти Екатерины императором России, пожаловал ему графский титул.
История гласит, что фамилия образована по названию села Бобрики, которое специально для Алексея купила Екатерина. Мне, фанатичному охотнику, больше нравится другое объяснение: младенца завернули в бобровый мех – отсюда и Бобринский. Охота как фамильная страсть отражена в гербе: в центре щита двуглавый черный орел, увенчанный коронами, вверху слева – воспаряющий орел, вверху справа – восходящий бобер, в нижней части – медведь. Орел – прямое указание на отца, Григория Орлова, медведь – на мать, императрицу Екатерину, бывшую немецкую принцессу Софию Анхальт-Цербскую: ее семья в своем гербе имела изображение этого зверя, оттуда он перекочевал на герб Бобринских.
– И вы тоже носите графский титул?
– Разумеется. В мужской ветви Бобринских я – старший сын старшего сына. По-французски меня бы называли Chef de Famille.
– Титулом как подспорьем в жизни пользуетесь?
– В своих личных целях – никогда. Титул определяет нормы моего поведения, нарушить их – значит сознательно бросить тень на имя Бобринских. Предки мои, спасаясь бегством от большевиков после Октябрьского переворота, потеряли всё: поместья и сельские усадьбы, дома в городах Украины и России, денежные средства. У них не осталось ничего – и в то же время осталось очень многое: история, честное имя, фамильная гордость, вера в Бога и Отечество. Ну, и титул, как только что было сказано.
– Много ли в мире вас, Бобринских? Вот, например, Голицыных можно встретить в десятках стран, но не все они родственники, есть просто однофамильцы, в то же время все – Гедиминовичи...
– Есть разница между Голицыными и Бобринскими. Голицынский род намного старше нашего, его начало лежит где-то в XIII веке и содержит много различных ветвей, в том числе семейных. Наше положение гораздо проще, стабильнее, и каждый, кто носит фамилию Бобринский, – является членом одной большой семьи, пусть и не со всеми знаком. Знаю, что у меня есть родственники в Чикаго и Нью-Йорке, в Германии и, конечно же, во Франции. Мой дед, граф Алексей Алексеевич Бобринский, издал книгу, в ней аккуратно описал каждую семейную ветвь и ее членов.
– Мне этой книги не достать, поэтому о себе расскажите сами.
– Родился в 1970 году, до 25 лет жил в Париже: школа, университет, служба в армии. Пять лет работал как freelance journalist. Много путешествовал, побывал в Африке, в Европе и Азии. Писал для французских, английских, американских газет репортажи о состоянии экономики России, Греции, африканских стран.
– У вас экономическое образование?
– Нет, я астрофизик и математик, окончил парижский университет Jussieu имени Дени Дидро. Но я человек любопытный, и моих знаний по экономике и финансам, полученных самостоятельно, оказалось достаточно, чтобы взять интервью у бизнесменов и банкиров, подготовить статью, репортаж.
Журналистика помогла мне и в устройстве личной судьбы: свою будущую жену Натали Навроцкую я встретил в Мадриде, мы там вместе работали, много путешествовали, в 2000 году поженились. Сейчас живем в Киеве, я – представитель инвестиционного банка Dragon Capital, который оказывает финансовые услуги небольшим предприятиям Украины.
– Изучить финансовое дело вам, астрофизику, тоже помогло любопытство?
– Для этого я в 2001 году закончил специальный курс в Оксфордском университете, получил степень магистра бизнес-администрации. Как и в случае с журналистикой, могу быть, кем захочу, для меня нет никаких ограничений.
– Ваш коллега и друг детства, швейцарский банкир Александр Кочубей, у которого я брал интервью, делился со мной неприятным опытом работы в банковской системе России. А каков ваш украинский опыт?
– Сашино интервью я читал и хорошо представляю, как сложно пришлось ему, иностранцу, в российском банковском бизнесе. К счастью, мой опыт работы в Киеве на редкость удачен, меня окружают люди, с которыми я обожаю работать. Правда, экономическая ситуация в стране оставляет желать лучшего, и я надеюсь, что это лучшее не за горами. Поживем, увидим.
– Работать в России, стране ваших предков, не пробовали?
– Как же, пробовал, и не без пользы, у меня там есть клиенты. Но я не могу сказать, что это моя страна. В моем понимании существуют две России, как две сестры-близняшки, из которых одна живет в географических пределах этой страны, другая разлетелась по миру.
– Как много в вашей личной судьбе знаменитых имен! Прапрадед со стороны матери – премьер-министр Российской империи Петр Столыпин; прабабушка Елена Столыпина вышла замуж за князя Владимира Щербатова, их дочь Мария была женой Федериго Алигьери из древнего итальянского рода, давшего миру автора «Божественной комедии», от этого брака родилась ваша мама, Друзила Алигьери.
И только вы, женившись на Натали Навроцкой, девушке не из аристократической среды, нарушили сложившуюся традицию заключать браки среди себе равных. Почему вы это сделали?
– Я очень уважаю традиции, но считаю возможным их нарушить, если речь идет о выборе спутника на всю жизнь. Моя будущая избранница могла иметь самую завидную родословную – и на этом бы ее достоинства закончились. Знаю тому примеры. Семейная жизнь моей бабушки, графини Натальи Ферзен, и деда, графа Алексея Бобринского, была далека от гармонии, то же самое могу сказать о прабабушке с прадедом: они поняли, что им не жить вместе, и разошлись. Нет, для меня главное было в том, что я полюбил девушку и хотел, чтобы она стала матерью моих детей. Натали прекрасно понимает, что значит быть частью семейства Бобринских, со своей ролью справляется отлично.
– Отец русский, мать наполовину русская, наполовину итальянка, жили вы во Франции. Смешение кровей, наций и стран... Это повлияло на формирование вас как личности?
– Интересуетесь, кто я – русский, итальянец или француз? С моим именем и фамилией осознаю себя французом с русскими корнями. В каком-то смысле я человек международный, потому что жил и работал во многих странах мира. Но я не космополит, не «гражданин мира», который не желает видеть различий между людьми и нациями. Эти различия существуют всегда, не признавать их – опасно, все равно что отменить границы между государствами.
– Сейчас вы в Киеве. Надолго там обосновались?
– Зависит от ситуации в Украине. Вам известно, что там происходит уже который месяц.
– Известно, да. Вы не политик, к тому же иностранец, поэтому не спрашиваю, как вы относитесь к этим событиям, но если сами хотите высказаться – я весь внимание...
– Мне кажется, что Украина рискует потерять свою государственность. Надеюсь, этого не произойдет. Но все видят, как между востоком и западом страны идет раскол или, давайте применим менее жесткое слово, развод. На мой взгляд, если уж разводиться, то как в Чехословакии начала 1990-х. Боюсь думать о югославском варианте, но опасность такая есть.
– Разделяю ваше беспокойство, тем более что речь идет о моей родине. Для вас Украина тоже родина, хоть и историческая, но вы в ней пребываете в статусе иностранца. Вас такая несправедливость не задевает?
– Отношусь к этому философски. Жизнь вообще штука несправедливая. Гораздо хуже, чем мне, пришлось тем, кого Октябрьский переворот лишил родины, а у многих отнял и саму жизнь.
– Один из ваших предков, Алексей Алексеевич Бобринский, внук Екатерины Второй, назван в Интернете «известным сельским хозяином». Маловато для человека с его-то родословной...
– Это был селекционер, цветовод, инженер, один из основателей Политехнического института в Киеве. Его жена Софья, дочь графа Самойлова, родила троих сыновей, каждый из них впоследствии занимал важные государственные посты. Алексей Алексеевич в 1838 году заложил основу сахарной промышленности России, построив в украинском городе Смела первый сахарный завод, спустя несколько лет – еще три.
До этого сахар в страну ввозили из-за границы, стоил он невероятно дорого, а с появлением своих заводов цена на него упала в 1000 раз. Алексей Алексеевич также финансировал строительство первых в Российской империи железных дорог, и станция в Смеле много лет носила его имя, пока большевики не переименовали ее в Шевченко.
В феврале 1872 году в Киеве на Бибиковском бульваре (сейчас – бульвар Тараса Шевченко) был установлен памятник Алексею Бобринскому работы русского скульптора Ивана Шредера – первый в России монумент не царю или полководцу, а промышленнику за его полезную деятельность. В апреле 1919 года Киевский горсовет рабочих депутатов постановил «...снести долой памятники контрреволюции, которые так поганят наш город...».
Под это постановление попал и памятник Бобринскому, снесли его пятнадцать лет спустя, а в 1954 года на его месте поставили конную статую «украинского Чапаева» – комдива Гражданской войны Николая Щорса.
– Позвольте, я подхвачу «монументальную» тему. В минувшем декабре украинские националисты сбросили с пьедестала и разбили в куски стоявший в Киеве на Бессарабской площади памятник Ленину – человеку, к которому у вашей семьи есть личный счет. Вы как-нибудь на это реагировали?
– Признаюсь, в том, как развивались события на Майдане и по всей Украине, мне многое не нравилось, и украинские националисты в моих глазах – не самые симпатичные люди. Но! Когда они разбили кувалдами памятник Ленину, я чуть не плакал от радости, это был, наверное, мой самый счастливый день в году. Даже беглый взгляд на фигуру человека, чья злая воля превратила моих близких в беженцев, отзывался во мне открытой раной. Надеюсь, он больше не вернется.
– Как сказать... Коммунисты объявляли сбор средств на восстановление памятника или сооружение нового.
– Не думаю, что им удастся это сделать. Они, конечно, попытаются...
– Красивые имена у ваших детей: Дарья, Майя и Федор. Два из них – русские, а не французские или итальянские, как можно было ожидать.
– Все определила фамилия: Бобринские. А вот как выбирались имена. Дарья – в честь мамы Александра Кочубея, она дружила с моими родителями и была моей крестной матерью; Майя – почти как русское Мария, так звали мою бабушку и так зовут мою тещу; Федор – имя православное, греческого происхождения, оно означает «дарованный Богом», еще в нем слышится имя моего деда Федериго Алигьери.
И что интересно: на фамильном древе графов Бобринских нет ни одного Федора, наш сын – первый с этим именем. Дети у нас растут французами, но были крещены в православии, и я хочу, чтобы они знали, откуда их корни и что значит быть Бобринскими. Сейчас у них в обиходе три языка: французский, английский и, конечно, русский. Хочу, чтобы с возрастом они говорили на нем чуть-чуть лучше, чем я. Поживем, увидим.
