После создания своих версий «Щелкунчика» и «Лебединого озера», встреченных с восторгом во многих странах мира, английский хореограф Мэттью Берн осмелился взяться за последний «неохваченный» им балет Чайковского - "Спящую красавицу". Он долго не решался на этот шаг. И не зря. Тех, кто в свое время так горячо откликнулись на переосмысление «Лебединого» (их было так много, что спектакль даже перенесли на Бродвей, где он счастливо прожил несколько месяцев), ждало разочарование. В «Лебедином» была подлинная драма - взросления, преодоления барьеров, обретения собственного «я». За сказкой стояла правда жизни - ее трагедия и юмор. В новой «Спящей» нет даже сказочной правды: все кажется таким искусственным, что после спектакля во рту остается целлулоидный привкус.
«Спящая» не отличается особой событийностью: рождение королевской дочери Авроры, благословение фей, шестнадцатилетие, гибель от укола веретеном (козни не приглашенной на торжество Карабос)... Все остальное - в руках Феи Сирени, которая и Принца Дезире находит, и к спящей Авроре его ведет, и на свадьбе царит. Но недостаток драматических коллизий с лихвой компенсировался роскошной визуальной феерией, блистательной хореографией (со сложными и изысканными массовыми сценами, обилием персонажей и фейерверком виртуозности), а также, что совсем немаловажно, чистотой и возвышенностью самой сказки. Не говоря уж о музыке.
Берн, однако, решил, что сегодняшнему зрителю будут скучны перипетии принцессы из XVII века, и превратил сказку в «готический роман». С вампирами (недаром спектакль показывали в нью-йоркском Сити-центре в дни Хэллоуина). К счастью, вампиры появляются не сразу и начинается все совсем неплохо: перенеся действие из Франции Людовика XIV в Викторианскую Англию (1890 год к тому же был годом создания «Спящей»), Берн в прологе дает волю фантазии, юмору и своему дару рассказать сюжет в жестах. Служанки и слуги, гувернантка и дворецкий, Король в шелковом халате (похож на Николая I, только намного выше ростом), холодноватая красавица Королева, душные занавесы, тяжелые рамы - чем не Доунтон Эбби или любое другое английское именье из Masterpiece Classics? Аврора - кукла-марионетка. Опытные и невидимые кукловоды заставляют ее лихо ползать по занавесям, отбиваться от докучных гувернанток и с любопытством следить за танцами «фей».
Беру слово в кавычки, поскольку Фея Сирени здесь превращена в Графа Сирени, который окажется... вампиром. Граф впивается своими клыками в шею молодого садовника, который влюблен в Аврору (не безответно), чтобы тот мог прожить до того момента, как усыпленную им принцессу надо будет будить. Хореограф еще придумывает роль сына Феи Карабос, которая умирает (почему бы это?) и оставляет сыночку задачу продолжать мстить за неуважение. Сыночек старается соблазнить принцессу и всячески препятствует ее пробуждению и счастливому воссоединению с садовником...
Столь нелепый сюжет сочетается с довольно бедной по языку хореографией. Длинные массовые сцены с бесконечно повторяющимися комбинациями в первой части балета просто скучны (Вальс в день совершеннолетия Авроры), а во второй (бал вампиров в красном баре) еще и вульгарны. Добавим к этому тот факт, что музыка Чайковского идет в записи, причем через плохо налаженную аппаратуру, что удовольствия не добавляет.
***
Между тем Американский балетный театр (АБТ) открыл очередной осенний сезон внеочередным по роскоши Гала. Было что праздновать: после 37-летнего перерыва труппа вернулась - хоть и всего на 10 дней этого по традиции короткого сезона - на сцену бывшего Стэйт-театра. Гала предполагает обед (билет с обедом стоит 1000 долларов), и столы были накрыты в фойе театра. А поскольку центральным событием вечера была премьера балета Алексея Ратманского «Буря», то в фойе что-то все время громыхало и сверкало, и вспышки «молний» освещали огромную панораму бушующего моря и четыре серые колонны, напоминавшие вихри.
Но прежде чем представить балетную «Бурю», публике показали «Тему с вариациями» Баланчина на музыку Чайковского. Созданный в 1947 г. для АБТ, который тогда еще просто именовался Балетным театром, этот блистательный образец баланчинского «имперского» неоклассицизма с изумительным добавлением русского элемента (в соответствие с музыкой из Третьей сюиты Чайковского) на сей раз обрел новое оформление. Созданное Заком Брауном, оно более многоцветно: «осенняя» цветовая гамма обогатилась оттенками желтого, оранжевого, кораллового. Появилась также большая люстра, а костюмы стали элегантнее по форме, но перегружены блестками - на потребу сегодняшней публике. Исполнение, увы, не отвечало требованиям хореографии и уменьшило, хотя и не совсем затмило наслаждение от красоты и совершенства мизансцен, волшебной геометрии построений, поэзии ансамблей и бесконечного многообразия деталей, созданных гением Баланчина.
Новый балет Марсело Гомеза «Aftereffect» на музыку Чайковского убедил в том, что талант танцовщика далеко не всегда идет рука об руку с даром хореографа. Движения не соответствовали характеру музыки (певучая лирика и драматизм первой части «Воспоминания о Флоренции» на сцене сопровождались короткими, оборванными, часто намеренно обыденными жестами), язык - позаимствован у Ратманского, а композиционные решения - примитивны и предсказуемы. Балет создан для восьмерых танцовщиков и «развивается» в основном от соло к дуэту, трио и т.д., пока не дойдет до унисона. В общем, Гомезу лучше продолжать танцевать, пока «танцуется».
После этой «интермедии» балет Ратманского мог бы показаться шедевром. Впрочем, он хорош сам по себе, без всяких сравнений, хотя и не на уровне, скажем, «Девятой симфонии» Шостаковича. Проблема в том, что философскую драму-сказку Шекспира очень нелегко рассказать языком классического танца и по ходу спектакля даже возникает вопрос: а стоило ли?
Впрочем, собственно сюжет Ратманский передает внятно (особенно если вы его уже знаете) и при этом лаконично. Он также создает эпизоды необыкновенной красоты и поэтичности - особенно дуэт молодых влюбленных Миранды и Фердинанда (Сара Лэйн и Джозеф Горак). Финал балета: отплытие корабля в звездную ночь и Калибан, снова свободный, рвущий страницы книги, которую еще недавно читал Просперо - забудется не скоро. Великолепна партия воздушного Ариэля, слово специально созданная для Даниила Симкина, хотя мне показалось, что она несправедливо перевешивает в спектакле партии отца, волшебника и философа Просперо (Марсело Гомез) и плененного им земного чудища Калибана (Херман Корнехо).
Как всегда, Ратманский очень чуток к музыке - в данном случае, музыке Яна Сибелиуса, написанной в 1926 году для театральной постановки шекспировской «Бури». Самый удачный элемент оформления, созданного Санто Локуасто, - «сложенный» из горизонтальных полос ткани задник, который вместе со светом (Р.Вирзель) постоянно меняется, отражая перемены атмосферы, времени дня, места действия... Меня, правда, озадачили костюмы, точнее даже не сами костюмы, но «волосы» (или нечто похожее) на головах Ариэля, Калибана и обитателей океана - уж очень нелепы и уродливы, эдакая разноцветная пародия на стрижку Питера Селларса.
Сезон АБТ продлится еще несколько дней, и кроме упомянутых спектаклей в его программе также «Сильфиды» Фокина на музыку Шопена, а также балеты М.Морриса, Твайлы Тарп и Фредерика Аштона.
